Я воинов желтых вполне понимал: куда ни повернись — всюду задница! Как в таких условиях сражаться? Только бежать! Ну ничего, сейчас до всех остальных дойдет!

«Тигр говорит Мытарю. Правая рука — залп!»

«Тигр говорит Фениксу. Спина — залп!»

«Тигр говорит Броненосцу. Лицо — залп!»

На воинов противника было жалко смотреть. Стрелы летят со всех стороны, товарищи гибнут один за другим, а враг, словно издеваясь, врукопашную не лезет. Юн Вэйдун за каких-то десять минут этого странного сражения полностью утратил инициативу. Его воины, не умеющие биться в таких условиях, метались от одной моей коробки к другой, получая в спины и бока все новые и новые залпы.

Некоторые подразделения желтых, особенно попавшие под кинжальный огонь центральных терций Быка, Пирата и Прапора, куда были выделены лучшие стрелки, бежали. Некоторые пытались отступать, сохраняя построение. Другие же бросались на щитовой строй «защитников», «стражей» и «драконов» в надежде разбить построение.

Дождавшись, когда влившихся в щели между квадратами войск станет поменьше, я отдал еще один приказ: «Тигр говорит всем! Отряды смыкаются в единый строй!»

Это был очень рискованный маневр. В движении необученные такому порядку ведения боя китайцы могли разрушить строй и стать легкой добычей для вражеских стрелков и пехотинцев. Но те были настолько деморализованы разгромом, что помещать даже не пытались.

С небольшой паузой терции начали смыкать ряды. Неторопливо, как асфальтоукладчик, они двинулись навстречу друг другу, перемалывая по пути тех, кто не успел убраться с дороги. Через пятнадцать минут на поле вместо десяти квадратов, раскиданных в шахматном порядке, появились две линии, вставшие одна за другой. Между которыми, отрезанные от своих товарищей, оказались зажаты несколько сотен тяжелых пехотинцев.

«Тигр говорит Карпу, Фениксу, Броненосцу, Мытарю и Лекарю. Лицо — залп! Тигр говорит Быку, Пирату, Прапору, Удаву и Журавлю. Спина — залп!»

Задние ряды первой линии и передние ряды второй опустились на колено. Десять залпов, бьющих со всех сторон, выкосили застрявших между ними желтых подчистую. Около сотни, может, и выжило, но они уже не помышляли о том, чтобы сражаться. Бросали оружие, кидались лицом на землю, поднимали руки. Для них битва закончилась.

Оставшиеся перед первой линией моих порядков войска Юн Вэйдуна, спешно перестраивались и помешать избиению своих товарищей никак не могли. Для генерала желтых первое столкновение закончилось потерей нескольких тысяч человек — я оценивал их примерно в шесть тысяч убитых и раненых. И теперь он пытался понять, что может противопоставить моей армии.

Пришло время его напугать.

«Тигр говорит всем! Разомкнуться. — И через несколько минут, когда маневр был не без труда, но исполнен: — Сто шагов вперед!»

Первая линия привычного построения неторопливо двинулась вперед. Кое-где строй завалился, но командиры сумели быстро выправить этот огрех. Щиты выставлены вперед, над головами центра — бамбуковые фашины. Желтые начали было стрелять по надвигающимся порядкам, но быстро сообразили, что просто впустую переводят боеприпасы, и прекратили огонь. Ощетинились копьями и ждали.

«Тигр говорит всем. Стой!»

Пять полков вышли примерно на пятьдесят метров перед врагом и остановились. За ними в шахматном порядке замерли еще пять терций. Думаю, кое-кто из желтых, выживших в первом столкновении, начал кричать, предупреждая товарищей о том, что сейчас произойдет. И это им немного помогло. Во всяком случае, после первого залпа, сделанного моими арбалетчиками, строй врага не распался, а вполне уверенно отразил удар.

«Залп!»

Я отдавал этот приказ через нерегулярные промежутки времени, чтобы противник не смог приноровиться к ритму стрельбы. И оно работало! Стрельба из арбалетов хоть и не выкашивала врагов так, как это происходило раньше, но все же урон, и чувствительный, наносила. Ровно такой, чтобы стоять дальше и терпеть его было равносильно поражению.

На пятом залпе Юн Вэйдун не выдержал и вновь скомандовал наступление. С ревом морского прибоя тысячи людей бросились на мои порядки.

Я ждал. Смотрел на происходящее, вцепившись руками в луку седла, что не позволяло от чрезмерного волнения грызть ногти, и ждал. За несколько ударов сердца желто-коричневая волна достигла черно-синих скал терций, ударила в них всей своей мощью, но не смяла. Баталия, терция или более позднее каре тем и славилась, что могла выдерживать во много раз превосходящий натиск противника. Глубина строя, внутри которого легковооруженные воины сейчас упирались в спины своим хорошо защищенным товарищам, помогла выстоять.

Людская волна втянулась в проломы, окружила коробки терций со всех сторон и принялась подтачивать их. Натиск желтых был настолько силен, что кое-где они достигли второй линии построения, где, почти не потеряв инерции, врезались в щитовой строй.

Тут же закачался флаг Карпа — его терция, единственная из всех, понесла в самом начале сражения серьезные потери и, как я понимал теперь, до сих пор была деморализована. Воины дрогнули, на какое-то время удержали натиск врага, но, когда удары посыпались с фронта и обоих флангов, не выдержали и бросились бежать.

С моей позиции это выглядело так, словно от висящего в воздухе кома земли стали откалываться отдельные частицы. Сперва немного, но уже через пару минут «земля» сыпалась сквозь растопыренные пальцы сплошным потоком. «Карпы» бежали.

Я не стал даже пытаться связываться с их командиром — какой смысл? Что сейчас может сделать с перепуганным стадом один, пусть бы десять раз одаренный? Уверен, даже я со своим Воодушевлением не смог бы остановить бегства.

Вместо этого я вызвал Амазонку и приказал прикрыть разбитую терцию и сделать так, чтобы преследователи моих воинов на волне успеха не докатились до командного пункта. Сам повернулся к продолжавшим сражаться коробкам.

Они держались. Враг все еще превосходил их числом, первые пять полков были окружены со всех сторон, а вторые — держали врага по фронту. Но держали, черт их дери! Не сдавали не пяди позиции! Сообразив и без моих команд, как действовать, они попеременно, правда, без внятного согласования, выпускали залпы стрел в бока и спины желтых, но били без особого успеха.

Надо бы и мне к этой игре подключаться. Активировать сберегаемую до сих пор технику «небесного взора» и точечно указать, куда, кому и когда бить.

Покрепче ухватившись за луку седла — там, похоже, отпечатки моих пальцев останутся, — я устремился духом в небо. Совершил быстрый «круг почета» над полем битвы. Убедился, что резервов Юн Вэйдун практически не оставил — только небольшой заслон на случай прорыва защитников Пояна. И рванул было к сражению, но тут заметил, как из ворот осажденного города высыпают люди.

Со всей доступной моему духовному зрению скоростью я устремился к ним. Два удара сердца — и передо мной предстала картина, от которой кровь в жилах застыла. Три (плюс-минус) тысячи человек пехоты и максимум сотня конницы, во главе которой красовалась одетая в мужской костюм и броню, но по-прежнему узнаваемая фигурка. Юэлян Чэн.