Не слишком взволнована была и Гедвиг. Ей досталась, так сказать, филейная часть чудовища, она считала свое положение выгодным и безопасным. И просчиталась. Казалось, внимание гадины полностью поглощено атакой с фронта, и глаз у нее на хвосте точно не было. Как ухитрилась она прицелиться ногой точно в голову Гедвиг – загадка! В самый последний миг девушка успела сдернуть тряпку с наконечника жезла и, не зная, что надо делать дальше, просто очень захотела жить… И сработало! Мощная огненная струя ударила в охвостье твари. Гадина взлетела в воздух, будто подброшенная огромной невидимой рукой, перевернулась дважды, с размаху ударилась оземь, распласталась в траве…

– Держи! – взвизгнула Гедвиг и кинула жезл ланцтрегеру, сообразив, что в его опытных руках оружие принесет больше пользы. – Хоти, чтобы стрелял!!!

Ах, как Йорген этого хотел!!! Ах, как корчилось чудовище в струях белого пламени, как жутко визжало – с ума можно было сойти от этого немыслимого, полного боли и ярости звука… Там, за частоколом бревен, лопались стекла в окнах домов, сыпалась штукатурка с наружных стен, падали в обморок женщины и куры…

Тишина настала внезапно. Кальпурций решил, что оглох, и долго стоял, ошеломленный этаким несчастьем, пока к нему не подошел Йорген и не попросил тихо, жалобно, но вполне разборчиво:

– Отцепи от меня как-нибудь ЭТО, пожалуйста!

Силониец взглянул – и ахнул! Древко жезла буквально прикипело к обугленной коже на прозрачных ладонях Йоргена, он даже пальцы не мог разомкнуть. Только смотрел удивленно, боли, похоже, еще не чувствовал.

Зато когда отдирали – ох почувствовал! Ох самому злому врагу не пожелаешь! Даже жалко стало испепеленную тварь, вошел, так сказать, в ее положение! Право, не зря она орала, ожог – это ужасно! Йорген орать не хотел, стеснялся, поэтому терпел, сколько мог, а потом все вокруг расплылось, разъехалось и потемнело… Ненадолго, к сожалению. Очнулся, когда правая рука была уже свободна, а левая – еще нет.

– Знаете что, давайте так до утра оставим. По свету отклеим, куда спешить? – взмолился Йорген, но Гедвиг его слушать не стала, и пытка продолжалась еще какое-то время, достаточное, чтобы спятить от боли.

Зато потом позади лязгнули цепи моста, и тот же хриплый голос, что перед самой битвой отказывал им в пристанище, прокричал на языке Со:

– Эй, эй, господа хорошие! Заходите нито! Гостями будете!

Зашли кое-как, пошатываясь, поддерживая друг друга. Слишком уж громко и страшно орала гибнущая тварь, такой удар по барабанным перепонкам не прошел даром ни для кого. На улицах до сих пор валялись бесчувственные женские тела, их разбирали мужья и отцы, растаскивали по домам. Не выдержали чудовищного звука и несколько юношей, теперь их тоже приводили в чувство родные, тормошили и хлопали по щекам.

– Нежности какие! Тот, кто десять лет прожил во Тьме, не должен быть излишне впечатлительным! – нашел повод для осуждения Йорген.

Тогда он еще не знал, что четверть часа назад все эти люди были убеждены в неизбежности собственной гибели, неудивительно, что у них сдавали нервы.

Все, что происходило дальше, ланцтрегер как-то плохо запомнил. Очень почтительные люди с размытыми, нечеткими лицами проводили их в приземистый саманный дом, там их кормили чем-то, расспрашивали о чем-то – он в детали не вникал, предоставив вести переговоры Кальпурцию. Потому что Гедвиг никак не желала оставить в покое его ладони, видно, так проявлялась ее ведьминская сущность. Мучила, мучила какими-то наспех составленными мазями и притираниями, потом замотала чистыми тряпицами и обещала, что к утру пройдет.

И надо же – не обманула! За ночь ожоги затянулись свежей, поросячьего цвета кожицей, и повязку ему позволили снять. Это пришлось весьма кстати, ведь с завязанными руками очень сложно выполнять даже самые простые, обыденные действия (причем чем проще они и обыденнее, тем сложнее их выполнять!).

…Три Холма – так называлось это село, и название было неслучайным. Предание гласит, что в стародавние времена проходило через эти места маленькое, но злое войско, шло оно с запада, воевать восточные земли, и все, что ни встречало живого на пути, предавало мечу и огню. А возглавляли его три брата. Происходили они из знатного и богатого рода, были славными воинами, но людьми жестокими и беспощадными даже к близким своим.

И случилось так, что у Иссякшего ручья, чье черное каменное русло и по сей день петляет меж трав, заметили они черноволосую деву, красивую, но бледную лицом и печальную, как туманное утро. Дикими зверьми накинулись на несчастную братья и овладели ею, все трое подряд. Но пока вершили они недостойное свое дело, жертва их даром времени не теряла – плела сеть страшного проклятия, потому что не простой была девушкой, а самой настоящей ведьмой-стригой и от роду имела триста лет и три года. Всей своей тайной мощью пало проклятие на головы нечестивцев, и полюбили они ведьму слепо и страстно, каждый захотел владеть ей безраздельно, и ни один не желал другому уступить. Три дня и три ночи сражались меж собой братья, дотоле столь преданные и верные друг другу. И все трое полегли в том бою – каждый от братской руки. Вскоре нашли подданные их истерзанные тела и увидели, что не красная кровь бежит из их жил, а черная, как деготь, и трава вокруг становится мертвой. Даже ручей, в который попала эта порченая кровь, в три дня пересох. Закопали люди тела братьев-убийц в три глубокие могилы, одна от другой поодаль, и над каждой, по обычаю предков, насыпали огромный холм.

Оставшись без предводителей своих, воины не пошли дальше на восток, решив, что не будет им удачи в том походе. Так и осели вокруг погребальных холмов, выстроили ладное жилье, семьи завели, скотину опять же… Жили год за годом, век за веком и горя не знали. Предание о трех проклятых братьях не забывали, передавали от деда к внуку, но долгие столетия спустя в него уже не верил никто… Пока не затянула небо седая хмарь, и не вылезли трое братьев из своих забытых могил, не пошли гулять по округе, лить кровь, как встарь. Тогда поверили, конечно.

…Это случилось в первые дни Тьмы. Тогда еще были знающие люди, помогли извести кровавых мертвецов. Но вскорости заместо них такое полезло – ой-ой, добрые господа! В страшном сне не привидится! Повымерла округа, а может, и вся степь повымерла, кто его знает. Только и уцелело одно их село, потому как горы рядом – торговля есть. А то лучше сказать – обмен, кому в наше время деньги нужны, чего они стоят? Товар надежнее. Нижний Вашаншар берет курятиной, свежим яйцом, сеном, коноплей и навозом, платит серебром, железом, огненным порошком и колдовским зельем на подземной воде…

– Эх! – в манере друга Йоргена удивился Кальпурций Тиилл. – Выгодная торговля – серебром за навоз!

Сам Йорген удивляться не стал, он хорошо помнил те времена, когда кошеля золотых крон не хватало, чтобы купить десяток тех же яиц, а о том, чтобы честным путем раздобыть курицу, не приходилось и мечтать. Помнил, как на третий год Тьмы жители Эрцхольма заплатили своему ланцтрегеру годовой оброк большой головкой козьего сыра и как он радовался тогда, потому что накануне четыре дня не ел. Он вгрызался в эту головку с наслаждением, даже стонал от удовольствия, а кнехты, суровые мужики-рудокопы, смотрели на него и почему-то смахивали слезы. Тогда он вообразил – сыра им жалко…