У входа стояли Александр и Вера. Подруга вся в слезах, а увидев меня, разрыдалась еще сильнее.

— Вика, дорогая, — она подбежала ко мне, хватаясь за руку, — прости меня, пожалуйста, — за что-то просит прощения, и я не понимаю её. Только потом доходит, что Вера первой встретила Миру и пустила в дом, но ведь она не знала коварных планов этой сучки.

— Всё хорошо, — сжимаю ее похолодевшую ладонь на ходу, пока Костя несёт меня к машине. Осторожно усаживает в кресло. Вера никак не успокоится, переживая за меня. Сама бледная, хоть и здоровая. — Правда, Вер, всё в порядке, — киваю ей, улыбнувшись. — Я наберу тебе, чуть позже, — помахала обессиленной рукой, прощаясь с подругой и Сашей. Как раз подоспели полицейские.

— Как ты? — Дубровский осторожно прикасается к моей щеке, затем наклоняется и быстро целует в губы.

— Плохо, — признаюсь, затем Костя резко стартует с места и мчит в первую ближайшую больницу. — Тошнит и немного голова кружится.

— Чёрт, — зарычал, — прости, родная, не успел вовремя, — по голосу слышу, что винит себя, но ведь он мог и не знать. Затуманенным разумом понимаю, что он все же как-то догадался, где я. И на невысказанный мой вопрос, Костя сам добавляет: — Александр позвонил. Если бы не он, я не знаю, что бы было, Вика, — голос Дубровского дрогнул, обрываясь на последнем слове. Он снова посмотрел на меня, и я улыбнулась ему в ответ.

— Спасибо Саше, — ласково проговариваю, зевая.

— Вика, — мой мужчина теребит меня по плечу, продолжая следить за дорогой, — детка, смотри на меня, ладно? — Костя совсем разволновался, хлопая мне по ноге.



— Постараюсь, — едва шевелю губами, уплывая все-таки в бессознательное состояние. Последнее, что слышала, это ругательства Дубровского, и как он звал меня, умоляя не засыпать.

— Вика, любимая…

И я тебя люблю, Костя. Очень. Сильно. Хотела сказать, но уже не смогла, полностью отключаясь.

* * *

В нос ударяет запах больницы, и хмурясь, я открываю глаза. Солнечный свет заполнил всю комнату — нет-нет, палату. Стены выкрашены в идеально белый цвет, создавая немного неуютные ощущения. Я старалась всегда избегать белого, он меня пугал. Так и тут — я запаниковала, соскочив с кровати. Голова закружилась от резкого подъёма. Боже. Крепко схватилась за края кровати, чтобы не рухнуть на пол. Ноги свисали, только теперь почувствовала жалящую боль, стоило заметить повязку на бедре. От силы напряжения она немного пропиталась кровью. Надеюсь, сама себе не навредила. А потом увидела в дальнем углу диванчик, и на нем спал Дубровский, свернувшись в неестественной позе. Мой любимый совсем стал бледным, под глазами залегли темные круги от недосыпа и переживаний, на щеках проступила щетина, волосы взлохмачены.

— Костя, — зову его, но мой любимый так крепко заснул, что не слышит. Я посмотрела на свою правую руку, в которой была воткнута игла и закреплена пластырями. Головокружение вроде уже прошло, но я не рискую вставать, снова прилегла. И только сейчас заметила, что Дубровский подскочил, обалдевший.

— Вика? Вика, чёрт возьми, — подбегает ко мне, хватая за руку, — как ты? О, боже мой, я чуть не умер, пока ты была без сознания, любимая, — встает у кровати прямо на коленки и прижимается к моей груди.

— Всё хорошо, правда, — глажу его по голове, совсем расчувствовавшись. — Сколько я уже тут валяюсь? — немного хрипло вышло, но все же интересуюсь.

— Уже четвертые сутки пошли, — отвечает, затем встает. Крепко держит за руку, целует в тыльную сторону. — Больше не делай так, не поступай со мной подобным образом, — журит, но в словах столько боли. Я чувствую, как Косте нелегко их произносить.

— Прости меня, — сглатываю ком в горле, — как наш ребенок? — с опаской спрашиваю, уже готовая к худшему. Я помню, что Мира подстрелила меня и наверняка я потеряла много крови, раз столько пролежала в отключке. Дубровский смотрит пристально, прикасаясь к моему животу, а я срываюсь, всхлипнув: — нет, не говори мне, что я потеряла нашего малыша, — взмолилась, глядя в его черные глаза.

— Что ты, нет… нет, — спешит успокоить, улыбаясь. Крепко сжимает мне руку. — Наш малыш в порядке, слава богу. — Я откинулась на подушку, закрыв глаза. Не знаю, смогла бы я принять обратное. — Ты потеряла много крови, Вика, но врачи смогли откачать вас обоих. Мирослава задела тебе бедренную артерию выстрелом. Пуля каким-то чудом застряла в ране, не давая возможности разорваться ткани. Я думал, что потерял тебя, когда ты совсем перестала реагировать на мои слова, — Дубровский задрожал, наклоняясь ко мне. Я обхватила его за шею, крепко обнимая. Теперь вместо больничного запаха, я чувствую аромат его духов и его самого. Родное и теплое. Любимое.

— Сама испугалась, — шепчу на ухо, целуя его в шею.

— Ты не отвечала на мои звонки в тот день, но, если был не Александр, — Костя не договаривает предложение, отстраняясь от меня. — Но все позади. Ты и малыш в порядке, а остальное неважно. Вика, — серьезно глядит на меня, присев на край. — Прости меня, что многое скрывал и не говорил тебе. Мне не хотелось расстраивать тебя, а вышло все наоборот.

Я молчу, ощущая на своей правой руке обручальное кольцо, напоминающее мне, что уже я замужняя. Дубровский проследил за моей рукой, и сам провел по кольцу.

— Я так и не услышал твоего ответа, — хмурится, но улыбка все же касается губ, по которым я безумно соскучилась.

— У меня есть выбор? — шуткой задаю вопрос, вздернув бровью. На что получаю отрицательный кивок и коварную ухмылку. — Тогда, мой ответ… — выдерживаю паузу, заставив мужчину напрячься, хотя нам двоим этого состояния хватит надолго. — Да, Кость. Всегда «да». Но! — тут же обрываю его радостное настроение, — больше не поступай так со мной, — со всей суровостью, на какую способна, прошу у мужчины об одном единственном, что значит многое для наших отношений.

— Я постараюсь, — опять увиливает от прямого ответа, затем наклоняется и целует меня самым сладким поцелуем, о котором я так давно мечтала и страстно желала. Отстраняется, игнорируя мое хныканье. — Госпожа Дубровская, — хитро произносит мою теперешнюю фамилию, да так по-собственнически, — но у меня к вам столько вопросов осталось, и, кажется, в последний раз вы не до конца получили свое наказание за ослушание.

— Костя, — хохотнула я.

— Разве? — серьезно переспрашивает, вгоняя меня в краску.

— Да, мой господин… — выдыхаю, а потом добавляю, — муж. Я люблю тебя.

— И я тебя, Вика, больше всей своей жизни…



Спустя полтора месяца. Константин Дубровский

Время летит быстротечно. Вот уже прошли полтора месяца с момента последних неприятных событий в нашей с Викой жизни. Сидя в своем кабинете в офисе, я задумчиво смотрел на фотографию, на которой были изображены мы с Вознесенской. Теперь, моей женой — Викторией Дубровской. Боже, стоит только произнести эту фразу, сочетание, я уже с ума сходил, как скучал по ней. Потому что не мог провести даже дня без Вики. Я настолько погряз в свои чувства, что раскрыл в них, нет-нет, не так… я нашел в них особенный наркотик. Да. Нашей любви именно такое определение самое подходящее. Девушка ворвалась в мою жизнь, и привнесла в неё столько событий, которых не было за последние десять лет. Я был мёртв душой. Был роботом, у которого стояла цель: найти-купить-отнять-завладеть, и всё в таком духе. Теперь мне приходится управлять двумя империями, и своей, и отца Виктории. Совет директоров компании Вознесенских возмущался недолго, их нисколько не смутило мое появление, а некоторые умудрились высказаться, что, напротив, даже больше были склонны к подобному раскладу. До сих пор в ушах звенит одна фраза, сказанная Львом Александровым (тем самым, на которого Калашникова собирает материал, когда наведывалась к Эдуарду в клуб): «Не ожидал, что мои желания могут воплотиться. И я рад, что у компании появится мощная поддержка в виде своего человека и компаньона. Думаю, Игорь прекрасно понимал, что делал. Это было очевидно, просто вопрос заключался во времени». Вика продолжает заниматься своим любимым делом на пару с Верой — организуют праздники, устраивают различные мероприятия. Я, наконец-то, увидел в девушке искорку к жизни; она смотрит на меня своими янтарными глазами, влюбленными и благодарными, а я таю. Буквально готов тут же встать на колени и быть только её. Вот, что может сотворить чувство любви к единственной женщине: прежде я никогда не склонялся перед возможными любовницами. Каждая их них, которая была в моей жизни на отмеченном отрезке пути, лишь сопровождала мои потребности, и не более. Стоило нам расстаться, и я забывал лицо, периодически мелькающее перед взором. А все потому, что в моем сердце уже поселилась дочь компаньона.