Разговор мужчин требовал известной сосредоточенности. Люди, принимавшие в нём участие, не без основания причисляли себя к вершителям судеб архипелага планет, называемого Империей. Среди здешних небожителей почти не встречались представители владетельных Домов и носители громких титулов. Но и те, кто имел на банковских счетах менее десяти миллиардов имперских фунтов, редко отваживались приобретать недвижимость на засаженных пальмами и кипарисами палубах «Небесного оазиса». Проектировщики поселения скромно назвали его «посёлком клубного типа». А эксперты и составители рекламных проспектов так и не отважились присвоить ему индекс комфортности. Комфортность «Небесного оазиса» была за пределами всех мыслимых индексов.

В компании состоятельных сибаритов выделялся старик с львиной гривой седых волос. Отвечая одному из собеседников, он чуть не обрушил столик, разделяя нечто невидимое решительным перечёркивающим жестом:

– Есть предел, за который выходить нельзя!

– Он монарх и суверен, – пожал плечами темнокожий, костлявый, похожий на древнего африканского идола, небожитель. – Захотел, например, сделать легавого наместником Кастора и сделал. Имеет право.

– Я не об этом. Пусть легавого сделают хоть лордом. Плевать. Но позволить легавому натравить «паука» на наследницу Вудро Дасалмана, применять шестьдесят пятую статью к сенаторам и уважаемым людям!.. Этому нет оправдания. Основой стабильности Новой Империи было негласное соглашение между его отцом Туре и нашими отцами. Они не мешают нам, мы не мешаем им. В фундаменте Новой Империи – наши деньги. На них всё стоит, на наших деньгах. Без них всё рассыплется.

– Друзья мои, давайте не будем менять тему, – вмешался в разговор молодой джентльмен. – Это всё эмоции, настроения, я понимаю. А в сухом остатке следующее: фактически нас спрашивают, согласны ли мы с тем, что Дом Ойзеле мирно и без революций сойдёт со сцены. И самое главное, как мне кажется, состоит именно в том, что нас спрашивают. Пока ещё спрашивают.

– Вот как? – Лицо обладателя львиной гривы передёрнула саркастическая гримаса. – Если тебя так радует их предупредительность, Мо, то зачем ты тут сидишь с нами? Теряешь время. Беги, мальчик, к Теслену, беги и в знак преданности поцелуй ему задницу. И беги быстрее, а то завтра к этой заднице выстроится очередь целовальников длиной в три парсека.

– Вы, Доди, говорите о завтра как о конкретной дате? – заговорил четвёртый небожитель, старый индус. Вертикальная линия, нанесённая шафрановой краской, делила его высокий лоб на две равные части.

– Я говорю о завтра как о конкретной заднице. Как о будущем, которое будет хуже, чем настоящее. Хуже, намного хуже… Но, прошу меня понять, это не значит, что я считаю теперешний произвол чем-то более приемлемым… Завтра… Да, да, мне тоже уже сказали, что именно завтра, двадцать третьего, пучеглазый полетит на линкор и там его…

– Не факт, – заметил «идол». – Совсем не факт.

– Если они нас так спрашивают, значит, уже факт, – не согласился Мо.

– Так – это как?

– Уверенно. Очень уверенно. Даже не особо заботясь о защите от прослушивания. Я понял, что у них всё готово. Они проявляют к нам уважение, но у них уже всё готово.

– Как всё это не вовремя, – вздохнул Доди.

Некоторое время небожители молчали, наблюдая за танцующими. Те заметили внимание к себе и поспешили освободиться от последних предметов одежды. Плиты, устилавшие берег озера, засветились оранжевым светом. Одновременно дневной свет, падавший с высокого имитатора неба, стал менее ярким. Оранжевое свечение подчеркнуло гибкие силуэты танцующих девушек и юношей, упругую свежесть тренированных тел.

– А вон тот, рыженький, очень даже ничего, – нарушил молчание «идол». – У него очень красивые руки, правда? Он клон?

– Нет, он с Арпикрана, – сказал Мо. – Профессиональный актёр.

– Все они актёры, – Доди раздражённо тряхнул гривой и потянулся за сигарой.

– Я помню тот день, когда убили Сиорана Шестого, – тихо проговорил индус. Взгляд его тёмных глаз был устремлён куда-то вдаль, мимо пальм, актёров, искусственного заката. – На том же линкоре его убили, на «Эйн Софе». И никого тогда не спрашивали. Не нужно было Иритэ кого-то там спрашивать… Во всём этом я вижу некие знаки, да… Что ж, всё в этом мире приходит к своему концу, который есть начало. И не нам, друзья мои, противостоять колесу кармы… Да хранят нас бессмертные боги!

– Нам уже не уклониться от боя, Сестра Тарасвати. Мы идём параллельным курсом. Локаторы беспилотника провели захват, а у нас нет запаса скорости для отрыва, – лицо Али Аннадира по прозвищу Бегемот сохраняло бесстрастность, но Знающая чувствовала, что капитан корабля страдает от противоречий, порождённых флотскими предрассудками. Он был капитаном корабля. Капитаном авторитетным, опытным, прошедшим войну. И ему было неприятно рапортовать молодой девушке, будь она трижды пифийской жрицей. А ещё неприятнее – полагаться на неё в вопросах космического боя.

Знающая не винила его за эту неприязнь. Бегемот не разбирался в сложной иерархии жриц Магонии и не мог знать, что высокородная Сестра Тарасвати, несмотря на телесную молодость, на родной планете исполняла должность, соответствующую адмиральской.

– Примем бой. Я доверяю вам, капитан. Действуйте, – сказала Тарасвати. Теперь от неё уже ничего не зависело. Их противник – беспилотный крейсер Империи. Им управляет позитронный мозг, а на него ментальная сила Знающих не действует.

Она заняла в командной рубке пассажирское кресло-кокон. Офицеры на боевых постах слаженно готовились к бою. Как понимала Тарасвати, надежды на победу почти не было. «Капитан Паландо» против беспилотника типа КХ был всё равно, что корова против волка.

«Бодливая корова», – вспомнила Тарасвати старую сказку из книжки. Живых коров, вроде тех, которых пасли на берегах Ганга её далёкие предки, она никогда не видела. Зато ей в деталях была известна конструкция вражеского корабля. Внешний вид – покрытый ультрачёрным лаком «гвоздь» длиной четыреста пятьдесят метров и диаметром тридцать. В «шляпке гвоздя» установлены два двигателя – основной и резервный. Беспилотник нёс три типа вооружений, в том числе скоростную ракету с тератронным зарядом. Грозный зубастый волк. Не знающий, что такое милосердие.

– Через тридцать секунд мы войдём в сферу досягаемости его лучевого оружия, – услышала Знающая слова второго пилота.

– Когда войдём в «белую зону», попробуем его достать, – отозвался Бегемот и надел сенсорный шлем. Высокородная жрица последовала его примеру. Теперь перед её глазами открылся экран, на котором разворачивались цветные линии и цифры прицельной схемы.

Тарасвати знала, что «белой зоной» называют область на пределе действия лучевого оружия. Границы этой зоны никто не мог определить точно. Боевая дальность луча зависела от почти неуловимых особенностей космического вакуума. Если вакуум был «грязным», луч по пути терял часть поражающей энергии и «белая зона» становилась на несколько тысяч километров шире. В этой зоне луч ещё обладал поражающим действием, но мог и не пробить защитных экранов корабельного каземата.