Смертельный поединок между боевыми кораблями пятого века Эры Восстановления завязался за пределами визуального контакта. Ультрачёрный призрак беспилотного крейсера был невидим для человеческих глаз даже с расстояния в несколько сотен метров. А сейчас «Капитан Паландо» и КХ17 разделяло расстояние, вдвое превышающее дистанцию между Землёй и Луной [59].

Тарасвати могла только представить, как беспилотник проведёт лучевую атаку. Сначала от «гвоздя» отстрелится двадцатиметровый цилиндр – кассета одноразового тераджоулевого лазера. Тридцать секунд двигатели будут отводить цилиндр подальше от корабля и разворачивать прицельным блоком в направлении противника. Ещё через пять секунд гироскопы наведут прицел, и в недрах магнитной ловушки, установленной на кассете, взорвётся термоядерная бомба. Магнитное поле направит световую мощь её взрыва в узкий лучевой канал, сквозь линзу прицельного блока. Линза тоже магнитная – ни одно вещество не способно выдержать силы импульса. Гибельный луч понесёт к цели квадриллионы джоулей энергии. А газовый пузырь взрыва раздробит в пыль выполнившую свою миссию кассету. Для выстрела понадобятся тысячные доли секунды.

Если наводка на цель точна («А она не бывает неточной, – заметила про себя Тарасвати, – позитронные мозги не умеют ошибаться»), если выстрел произведён по «Капитану Паландо», а не по одному из имитаторов-«пустышек», если сила луча не ослабнет («Это, конечно, глупость»), то задетая лучом часть корабля испарится. Если путь луча, не приведи Создатель, пройдёт сквозь топливные баки или трубопроводы «Капитана Паландо», то корабль превратится в круглое молекулярное облако диаметром в сотни тысяч километров.

«Фиксирую отделение от корабля-противника пяти кассет», – услышала Знающая голос второго пилота.

«Значит, конец, – подумала она, – значит, беспилотник готовится сделать пять выстрелов одновременно – четыре по имитаторам, запущенным с «Капитана Паландо», и один по реальной цели. Позитронный мозг ка-икс-семнадцатого решил бить наверняка. Ей, высокородной жрице Тарасвати из клана Аман, осталось жить чуть дольше тридцати пяти секунд».

И она прошептала прощальную молитву, в которой просила Бога не отвергать её недостойную душу и приобщить её к сущим в тайниках мироздания.

«Мы вышли на дистанцию. Отделяю две кассеты», – сообщил Аннадир.

Значит, беспилотник тоже погибнет. Через шесть секунд после того, как испарятся их тела, испарится и он. Знающая начала считать секунды, и тут, раздвигая слова молитвы, к ней пришло внезапное Знание: «Смерть умерла».

Прошло ещё двадцать секунд. Они не испарились. Потом корабль сотрясла двойная дрожь. Это, испустив лучи, взорвались кассеты, запущенные с «Капитана Паландо».

«Два попадания, – подтвердил второй пилот. – Беспилотник уничтожен».

Тарасвати услышала тяжёлый («Бегемотский», – подумала она) выдох командира. Аннадир снял шлем.

– Что это было? – Капитан провёл рукой по бритой, в каплях пота голове. – Какого чёрта он не активировал свои кассеты?

– Для выполнения последнего шага в цепи боевых команд он должен был получить прямой приказ императора, приказ с лунной базы, – объяснила Тарасвати. – Приказ должен был прийти через Белый Камень. Но он не пришёл.

– Выходит, что император нас пожалел? – хмыкнул второй пилот.

– Император мёртв, – объявила Знающая. В её словах звенело, пело и рвалось вовне неподобающее жрице греховное торжество.

Туре Шактири Второй наткнулся на портрет случайно. Он придирчиво осматривал свои временные апартаменты и уже прошёл через приёмный зал в рабочий кабинет, как что-то словно сказало ему: «Стоп!» Император остановился, оглянулся. И увидел портрет. Он висел на противоположной стене, справа от входа. Большой, в раме цвета старого серебра.

На портрете был изображён Сиоран Шестой. Последний монарх из Дома Тизе, боковой ветви великой династии Сиоранов. Именно в его правление завершили постройку линкора, и портрет шестого Сиорана в апартаментах «Эйн Софа» был более чем уместным. Правящий император знал правду о кончине последнего из Великих Тизе. Его убили по приказу тогдашнего канцлера Иритэ Ойзеле, деда Туре Шактири Второго. Отец рассказывал императору, что супруга Иритэ – пифийка Кива – была категорически против этого убийства. Она молила мужа не совершать преступления, не навлекать на себя и своих потомков кармический гнев высших сил. Кива предсказывала, что Сиоран вскоре умрёт сам, без помощи убийц. Но канцлер надеялся не на пророчества Знающих, а на крохотных нанороботов, способных ночью подобраться к спящему и брызнуть на кожу ядом.

Император смотрел на портрет и представлял себе, как это было. Стайка микроскопических механизмов, меньше блохи, намного меньше, неспешно спускается по стенам. Они окружают спящего Сиорана, атакуют… Нет, наверное, всё было не так. Робот-убийца был один. Прятался в ворсе ковра. Или затаился под таким вот портретом. Может, даже под этим портретом. А когда предатели выключили сенсоры охранных систем, он выполз. Высунул жало, наполнил его ядом, расправил антенны. Получил команду. И пополз, перебирая крохотными лапками, пополз, пополз…

Императора передёрнуло от омерзения. Ещё немного, и он сорвёт с себя одежду и начнёт искать в её складках затаившихся маленьких убийц. Такие истерические припадки в последнее время повторялись с ним всё чаще. Ему надо было немедленно отвлечься, перенастроить мысли на другие темы и образы. Иногда это помогало.

Туре Шактири подошёл к портрету. Он был выполнен с применением неизвестной императору техники. Массивное, с тяжёлым подбородком, лицо Сиорана Шестого тускло отблёскивало то ли медью, то ли красноватым металлосодержащим лаком. Тёмно-бордовый фон портрета покрывали причудливые рельефные линии, оставленные тонким инструментом.

«Хорошо быть художником, – подумал Хранитель миров. – Рисуешь себе портреты, пейзажи, зарабатываешь деньги и бессмертную славу, любишь красивых натурщиц. Наслаждаешься радостями жизни. Спокойно спишь. И не боишься ежеминутно, ежесекундно, что какая-нибудь нанотварь залезет к тебе в трусы, укусит и ты отбросишь копыта».

Понимание возникло в его сознании, как остров посреди неспокойного океана. Он даже не догадался, а ощутил всем своим естеством, что враги прекрасно осведомлены о его страхах. Они знают, что больше всего на свете он боится невидимых, крошечных убийц. И они играют на этой его фобии, как на музыкальном инструменте… Подкидывают ему комочки живой пыли, чёртовых роботов… Нет, неправда. Больше всего на свете он боится не роботов, а телепаток с Пифии. Синеглазых ведьм, неотвратимых и беспощадных, как сама смерть. Кровь прилила к лицу Хранителя миров.

В тот миг, когда образы ведьм-пифиек обрели в его воображении предельную, дразнящую чёткость, императору показалось, что глаз нарисованного Сиорана шевельнулся.