Наблюдательная площадка.

Он отлично знал, где она находится, хотя сам никогда там не бывал. Его удивило то, что это место до сих пор, после всех прошедших лет, называли наблюдательной площадкой. А еще его очень удивило, что на копа, по-видимому, не произвело никакого впечатления, что дети были задержаны именно там.

Он ведь хорошо помнил, что произошло на этой площадке много лет назад…

Грегори передернулся, вспомнив, как услышал об этом в первый раз. Он только что перешел в среднюю школу. Группа учеников старших классов – ребята из школьной футбольной команды и две болельщицы – устроили вечеринку после одной из игр. Устроили именно на этой площадке. Из того, что он слышал потом, можно было понять, что дело приняло очень плохой оборот. Одна из девочек согласилась на групповой секс. Вторая отказалась, и кончилось тем, что ее убили прямо там же, на песке, – тело изуродовали ударами шахтерского топора, а голову отделили от туловища и забросили в пещеру.

Ходили слухи о наркотиках, о закуске, начиненной ЛСД, и о заправленном наркотиками пиве. Насколько Грегори помнил, на суде о наркотиках речи уже не было – правда, хотя суд проходил в Финиксе и они получали информацию только из газет и телерепортажей, – семьи преступников сразу же покинули город, – освещение события было достаточно полным. Все это оставалось основной темой для разговоров в городе в течение целого года.

Всех их приговорили к пожизненному заключению, но в городе считали, что им еще повезло, так как они заслужили смертную казнь.

После этого городской совет постановил запечатать пещеру и разрушить тропинку к ней, так же как и площадку перед самой пещерой. Этого так и не произошло – то, что площадка находилась прямо над дорогой, делало эту работу очень сложной. Но, пока Грегори жил в Макгуэйне, одно лишь воспоминание о произошедшем надежно защищало площадку от незваных посетителей. Он считал, что такое самоограничение сохранится навечно и превратится в миф, который будет оказывать постоянное влияние на местную жизнь, однако этого, кажется, не произошло. То, что его собственный сын совершил новое преступление на этом самом месте, показалось Грегори насмешкой судьбы.

Хотя, возможно, Адам и его приятели были далеко не первыми. Было видно, что произошедшее не слишком удивило или разозлило сержанта, и он ничего не сказал о необычности этого преступления. Может быть, о прошлом площадки полностью забыли?

Нет. В это было слишком трудно поверить.

Может быть, об этой истории не рассказывали молодым поколениям, потому что она была слишком жестокой, хотя ее, без сомнения, можно было использовать в качестве предостерегающего примера?

Такое было вполне возможно. Но ведь там… там было что-то еще. Что-то, что делало эту историю с футболистами и болельщицами гораздо ужаснее, чем все те подробности, которые помнил Грегори. Однако он никак не мог восстановить в памяти это «что-то», и ему было интересно, смогут ли сделать это Пол или Деанна.

Давние события постоянно крутились у него в голове и действовали ему на нервы, но ухватить их полностью он никак не мог, и это его сильно злило. Все равно как когда вспоминаешь какую-то песню или фамилию хара́ктерного актера и не можешь из-за этого заснуть.

Что же это было? Чего он никак не может вспомнить?..

Статуя! Точно, статуя. Там была какая-то статуя. Они поклонялись ей и как раз проводили какую-то церемонию. Это была не просто вечеринка, а ритуал, и болельщицу убили не в наркотическом бреду, а намеренно, специально, как часть какой-то извращенной религиозной церемонии…

Теперь Грегори вспомнил все. Это была статуя карлика. Ни он, ни его друзья раньше никогда не видели ее, пока она не была изъята в качестве вещественного доказательства, но много слышали о ней, и именно слово «карлик» разжигало воображение Грегори. Эта статуя сообщала всему произошедшему тот налет сверхъестественности, который делал всю ситуацию еще более завлекательной, чем она казалась на первый взгляд.

Грегори тогда представлял себе эту статую маленького запрещенного бога стоящей в алькове пещеры, и одной этой мысли хватало, чтобы ему снились ночные кошмары.

Ничего этого он не вспоминал, когда впервые подумал о возвращении в Макгуэйн. В его памяти город остался гораздо более безопасным, чем оказался сейчас, и Грегори удивлялся, насколько память лакировала прошлое и делала его более привлекательным.

– Что мы будем делать? – спросила Джулия, повернувшись к нему.

Грегори посмотрел на нее, не понимая, о чем она.

– Мы с ним серьезно поговорим? Лишим прогулок?

Он почувствовал, как в нем вновь поднимается волна гнева.

– Нет уж, только этим я не ограничусь.

– Ты о чем?

– Ты слышала, что я сказал.

– Мы же никогда не били наших детей.

– Может быть, как раз сейчас пора начать?

– Даже не думай, – сказала Джулия. – Мы должны решить, что со всем этим делать, до того, как он выйдет.

– А я уже все решил.

– Грегори…

– Я собираюсь вправить ему мозги. Сделать наконец то, что должен был сделать давным-давно.

– Ничего подобного. – Ее голос был абсолютно серьезен и полон той уверенности, которую он раньше в ней не замечал. – Ты и пальцем не дотронешься до мальчика.

Сам Грегори не говорил о порке всерьез – он упомянул ее скорее, чтобы позлить Джулию, а не потому, что действительно намеревался это сделать. И теперь он отступил перед лицом ее явного сопротивления.

– Хорошо, мы лишим его прогулок, – согласился он, – прочтем ему лекцию и убедимся, что он все понял.

– Хорошо, – кивнула Джулия.

Плач женщины у них за спиной стал громче – сейчас сержант что-то говорил ей. Тут в участок вошла еще одна пара – индеец и белая женщина, – очевидно, родители третьего мальчика.

Металлическая дверь, возле которой стояли родители Адама, открылась, и офицер в форме вывел в холл их сына, который выглядел совсем больным. Мальчик смотрел себе под ноги и боялся встретиться глазами со взглядом отца. Что-то в этой трусливой пассивности его сына взбесило Грегори. Рядом с ним опять начала плакать Джулия. Адам, казалось, полностью замкнулся в себе.

Грегори схватил сына за руку и крепко сжал, но, хотя мальчик и скорчился от боли, он не издал ни одного звука. Один-ноль в пользу Адама.

Грегори смотрел на сына, стараясь держать себя в руках.

– Пошли, – сказал он ровным голосом. – Мы едем домой.

Сегодня ему удалось кое-что продать, и Джесси Толфизер чувствовал себя прекрасно. Двести двадцать баксов за комбинацию из бассейна для птичек и фонтана, в котором вода стекала на скалистое возвышение прямо из верхушки цементного кактуса сагуаро. Это не изменит неизбежного, но даст ему еще одну лишнюю недельку. В создавшейся ситуации это было лучшее, на что он мог надеяться.