Сегодня прибыл наследник цесаревич; всей свите приказано ехать навстречу ему в Ялту, около полудня.

До этого часа я имел продолжительное свидание с генералом Семекой, вызванным сюда из Одессы; потом, в назначенный час, был у государя, чтобы доложить ему некоторые спешные телеграммы, полученные вчера и сегодня утром. Государь прочел мне ответное письмо императора Франца-Иосифа и несколько телеграмм из Лондона. Письмо императора, весьма длинное, полное любезных фраз и уверений в неразрывной дружбе, вместе с тем заключало в себе признание в том, что он, как государь конституционный, не может действовать так свободно, по внушению собственных своих чувств, как монарх российский; потому он не считает себя вправе принять участие в предлагаемом государем с полным бескорыстием занятии войсками северных, славянских областей Балканского полуострова. По мнению австро-венгерского правительства, военное вмешательство в предположенных Россией пределах не вознаградится результатами, так как поставленная задача заключается не в окончательном решении восточного вопроса, а лишь во временном улаживании. Затем император Франц-Иосиф прямо заявляет, что в случае, если Россия решится одна занять Болгарию, то Австрия не будет тому препятствовать, но сохранит за собой право свободы действий и право ввести войска в Боснию и Герцеговину для достижения собственных целей и интересов.

Такое откровенное, хотя и циничное, признание составляет весьма важный фазис в продолжающемся уже так долго дипломатическом imbroglio[97]. Дело становится ясным: Австрия не прочь действовать вместе с Россией, если ей обещают добычу – присоединение Боснии, но не хочет впутываться в дело бескорыстно, из-за того только, чтобы славянам доставить автономию, которая вовсе ей не по вкусу.

С другой стороны, также сделалось ясным, что Лондонский кабинет, выступив вдруг с предложениями весьма похвальными, вполне одобренными Россией, Германией, Францией и Италией, имел при этом в виду только успокоить раздражение и негодование в английском обществе, нисколько не намереваясь действительно привести в исполнение свои предложения и рассчитывая заранее на отказ со стороны Австрии, чтобы прикрыть свой двуличный образ действий. Нет сомнения в том, что послу британскому в Константинополе Генри Эллиоту указывалось исподволь ободрять турок в их упорстве, обнадеживая поддержкой Великобритании.

Государь спросил, полагаю ли я возможным при такой обстановке остановить войну. Сам он уже потерял надежду на коллективное решение вопроса и с прискорбием видит необходимость изолированных действий. Я откровенно сказал, что не предвижу успеха дальнейших дипломатических переговоров, что Англия и Австро-Венгрия, видимо, хотят втянуть нас в войну и на нас одних свалить всю ответственность, что поэтому мы должны готовиться к войне, но у дипломатии еще остается обязанность сделать всё возможное, чтобы война началась при наименее для нас неблагоприятных условиях. В этом отношении важно, чтобы Турция по крайней мере не имела открытой поддержки какой-либо державы и, напротив, следует заручиться сочувственным отношением хотя бы некоторых держав. Затем я снова обратил внимание государя на неблагоприятное для начала войны время года.

Государь в заключение сказал, что при настоящем фазисе будет уже недостаточно ввести в Европейскую Турцию только два корпуса, то есть 4 пехотных и 2 кавалерийских дивизии, как прежде предполагалось, а необходимо добавить еще хотя бы один корпус. Вследствие этого предложено мною мобилизовать и войска Киевского округа.

Беседа была прервана докладом камердинера о том, что пароход «Ливадия» уже близок и через 20 минут наследник цесаревич будет в Ялте. Поэтому государь поехал на пристань, и я вслед за ним. По заведенному порядку, мы все в парадной форме встретили наследника в павильоне на пристани. Возвратившись в Ливадию, сейчас же все собрались к завтраку, по окончании которого государь позвал к себе на совещание наследника цесаревича, государственного канцлера, генерала Игнатьева и меня, а потом еще был призван и граф Сумароков-Эльстон.

Государь сначала объяснил в кратком очерке, собственно, для сведения наследника цесаревича, ход предшествовавших переговоров по восточному вопросу и, дойдя до настоящего положения дела, прочел часть ответного письма императора Франца-Иосифа. Государь явно был взволнован; когда князь Горчаков начал высказывать свои соображения и прочел проектированную им ответную телеграмму, государь резко возразил ему и вместе с тем отозвался с горечью о печальных результатах поднятой славянофилами агитации, о бесплодных жертвах, принесенных в помощь славянам.

При этом государь припомнил свои разговоры с Пороховщиковым и упрекнул государственного канцлера в том, что он, поддержав предположение об отправлении в Сербию 10 тысяч солдат из запаса, противоречил своим же стараниям добиться прекращения военных действий.

В этих упреках государь был не совсем прав; но, видимо, говорил не столько в укор государственному канцлеру, сколько в косвенное назидание наследнику цесаревичу. Он даже упомянул об излишнем и неуместном усердии некоторых гвардейских начальников, которые побуждали молодых офицеров выходить в отставку, чтобы отправляться в Сербию.

Совещание, продолжавшееся более часа, не привело ни к какому определенному практическому заключению. Государь принял на себя составление проекта ответной телеграммы императору Францу-Иосифу. Относительно же дальнейшего ведения дела положил разъяснить окончательно намерения других кабинетов по вопросу о перемирии и об условиях мира. В случае положительного отказа Порты в ответ на наши крайне умеренные требования – прервать дипломатические сношения, отозвать посольство и в то же время мобилизовать войска. В случае же заключения перемирия – принять участие в предположенных конференциях, но все-таки готовиться к войне с тем, чтобы в случае неудачного исхода конференции взяться за оружие и вести войну самостоятельно, уже не связывая себя прежними условиями и договорами. Впрочем, всё это было выражено в виде предварительного соображения, а не положительного плана действий.

Вскоре после совещания, покончив с некоторыми спешными делами, я уехал из Ливадии, чтобы отдохнуть хоть один день в своей семье – в Симеизе.

27 сентября. Понедельник. Вчерашний день провел в Симеизе. Под вечер неожиданно заехал генерал Тотлебен на пути из Севастополя в Ливадию, куда он вызван, чтобы заняться обороной берега. Вечером и я возвратился в Ливадию в то время, когда во дворце разыгрывалась какая-то пьеса, сочиненная нашими дипломатами.

Сегодня утром мы все ездили в Ялту провожать великую княгиню Марию Александровну. Жаль было смотреть на бедняжку, покидавшую родительский кров, чтобы поселиться на скучном острове Мальта, среди англичан, проникнутых враждой к России. Герцог Альфред Эдинбургский служил в английской Средиземноморской эскадре. Государь, проводив свою дочь до яхты «Ливадия», на возвратном пути сделал вторично смотр расположенным здесь двум ротам. По-видимому, он был спокойнее духом, чем прежде, даже имел иногда веселый вид; однако же полагаю, что веселость эта напускная. Завтра, при докладе, вероятно, узнаю содержание проектированного ответа императору Францу-Иосифу.