Родители, простаки, купились. Хотя на самом деле нужно полным дураком быть, чтобы в теплые, почти летние деньки париться над учебниками, когда в столице столько соблазнов: и фонтаны включили, и уличные кафешки пооткрывали. А новые фильмы, а очередные компьютерные бродилки, а распродажи зимних коллекций в магазинах?

Отдельные фанаты, вроде Семки Зыкина или Людки Сладковой, земные развлечения игнорируют. Отращивают горбы над учебниками — не школьными, конечно, а уже институтскими. Будто другого времени не будет — когда, например, погода испортится. Или родаки со своих дач в Москву подвалят.

А Надя, Лена, Ирина и Степан по взаимной договоренности на учебу забили. Как сказала Елена, «нужно насладиться последней халявой! А то после праздников как навалится: и выпускные, и вступительные…»

Одна беда: все весенние развлечения требовали денег, денег и денег. Что самая паршивая карусель в парке Горького, что билет в киношку на голимый утренний сеанс. А пиво, а входной билет в то же Коломенское, а несчастное фруктовое мороженое в кафешке?..

С финансами у всех четверых оказалось негусто. Одной Елене мамаша благородно отбашляла карманных денег — считалось, что на развитие, будто дочь на них приобретает диски классиков и билеты в консерваторию. Ирка у своих родаков презренный металл изымала незаконно. Они, говорила, такие бардачники, что сотню туда, сотню сюда — и не замечают. А вот Наде со Степаном похвастаться было нечем. У него семья пьющая, у нее — неполная и категорически малообеспеченная. Но если Надю, дочь медсестры, в их компании жалели, опекали и угощали, то Степану, какому-никакому, а мужчине, приходилось несладко. Каждым глотком пива его попрекали, каждой чипсиной.

— Что вы к нему цепляетесь? — упрекала подруг Надежда.

А Лена с Ирой в один голос начинали кричать, что, мол, если он такой бедный, то пусть ходит трезвым. А лакать пенное за счет девчонок не по-мужски.

— Ну, тогда давайте и звать его не будем! — предлагала Митрофанова. — Зачем издеваться-то над человеком?!

Однако этот вариант подруг тоже не устраивал.

— Да ну, тогда совсем с тоски помрешь! Три девчонки, шерочка с машерочкой! А он — хоть подобие мужика…

Надя всегда удивлялась, как Степка только терпит. Все наезды, упреки и то, что он всего лишь подобие . Даже однажды, когда они вдвоем по району шатались, Надя спросила:

— Неужели тебе не обидно?..

Ивасюхин в ответ лишь улыбнулся. И, начитанный, привел в пример кавалера де Грие, героя романа «Манон Леско». Который был готов терпеть любые унижения — лишь бы находиться при своей обожаемой королеве.

— Но у него-то любовь была, — пожала плечами не менее начитанная Надя. — Он от своей Манонки с ума сходил. Конкретно. А ты кого из нас любишь?

— А всех! — расплылся в улыбке Степан. — Вы, именно когда вместе, такие классные! Я с вами рядом просто преображаюсь! Другим себя чувствую. Взрослым и сильным. Понимаешь?

— Не понимаю, — вздохнула она. — Какой, на фиг, сильный? Ирка тебя доходягой в глаза зовет. А Ленка говорит, что ты годишься только страницы переворачивать, когда она по нотам играет.

— Да они просто болтают, — заверил ее Степан. И ухмыльнулся: — А на самом деле знают, что без меня пропадут! И ты — пропадешь. Я же вас спас уже однажды — когда вы с машиной вляпались? Спас. И еще когда-нибудь, вот увидишь, спасу! И Ленка с Иркой это тоже понимают.

Крыть ей было нечем. Да Надю и саму устраивал верный и безответный Степан рядом. Всегда и с математикой подскажет, и сумку тяжелую поднесет, и домой его можно звать, если вдруг телик забарахлил — починит. К тому же на вечерних улицах удобно. Если трое девчонок одни вечером шарашатся — тут же начинают разные хулиганы подгребать. А если вместе с каким-никаким, а парнем, то не каждый сунется.

…И на те майские они хоть и вздыхали, что вечно денег не хватает и толком даже не тусанешься, а жили все четверо дружно. Наскребали на пиво, волокли бутылки в парк, душевненько, на только что взошедшей травке распивали. Или, если вдруг дождик, собирались у Ленки — благо маман у Коренковой отсутствовала, на все праздники отбыла на фазенду отдышаться после загазованной московской зимы.

Сидели, болтали, прикалывались, глазели в телик, брали напрокат видеокассеты. Елена, если была в духе, садилась за рояль, баловала одноклассников прикольными попурри или просто аккомпанировала, а они дурными голосами завывали что-нибудь из Шевчука или «Алисы». Резались в «дурачка». Однажды, по приколу, позвонили в телефон доверия. И Ленка, самая артистичная, изобразила несчастную любовь — да так удачно, что у нее адрес начали спрашивать, чтобы спасателей прислать, уберечь ее от суицида.

А в последний день майских каникул случилось непредвиденное.

Виной тому стала то ли «Эммануэль», которую компания дружно пересмотрела чуть ли не в сотый раз, то ли роскошная трехлитровая бутылка мартини, которую притащила Ишутина (Иркины родители в тот день неразумно бросили в ящике кухонного стола очень крупную сумму денег). То ли ленивый дождик за окном — под его стук так и хотелось забраться под плед и прижаться к теплому дружескому плечу…

Скорее же причина оказалась в том, что из закуски был единственный лимон. Вот и захмелели быстро, буквально после первого литра.

Надя — ее алкоголь всегда утихомиривал — начала клевать носом. А Ирка с Леной — те от спиртного, наоборот, становились агрессивными — взялись цепляться к Степану. С неизменной претензией: «Ах ты, халявщик!» А тот — тоже захмелевший — вместо того, чтобы, как обычно, отшучиваться, вдруг заявил девчонкам, что «рассчитается». За все. И прямо сейчас.

— Да что ты можешь?! – захохотали те.

А Степан пьяновато заверил: мол, то и могу. За что иные бабы немалые деньги платят. В какой-нибудь «Красной шапочке». Такое, мол, сотворю, что Камасутра отдыхает. За еще одной бутылкой тут же побежите. Да не «Мартини», а чего покруче — чтоб за неземное удовольствие заплатить.

— Степ, что ты несешь! — возмутилась Надя. — Пойди умойся! Протрезвей!

А Ленка с Ирой вдруг закричали, что трезветь как раз и не надо. Что они обе с огромным удовольствием протестируют задаваку и нахала. И если тот окажется не настолько хорош, как грозится, возьмут его в вечное рабство.

— Будешь мне тогда педикюр каждую неделю делать! — хохотала Ирина.

— А мне — бюстгальтеры стирать! И кофточки гладить! — веселилась Ленка.

И Степка в запале поклялся, что согласен. Мол, пойдет в рабство и любое желание исполнит, если госпожи вдруг его сексуальными способностями окажутся недовольны.

— Ну знаете! — возмутилась Митрофанова. — Вы, по-моему, крейзанулись все! Я ухожу.

— Да ладно, Надюха, целку из себя строить! — фыркнула Ирина.

— Лучше еще мартишки выпей! — поддержала подругу Елена.

Они чуть не силой влили в нее полный бокал. И Надя вдруг почувствовала, как ей и самой становится беззаботно, легко, тепло… А где-то внизу живота поднимается приятная, сладостная волна…