– Это еще что такое? – подался в мою сторону Витька.

Я достал все бумажки, находившиеся в бумажнике, и мы вместе принялись их изучать.

На каждой из бумажек стояла большая круглая печать с избражением Георгия Победоносца и надписью по кругу: «Мэрия города Москвы». В правом верхнем углу красовался штамп: «Продовольственный комитет Российской Федерации». На каждой бумажке был обозначен тот или иной продукт или изделие. У меня имелись бумажки со следующими наименованиями: «Сахар. 0, 5 кг», «Яйца куриные. 5 шт.», «Мясо (говядина или баранина). 350 г», «Макаронные изделия. 450 г», «Крупа (гречневая, пшенная, овсяная). 0,5 кг», «Носки х/б. 1 пара», «Лезвия для бритья. 5 шт.», «Стержень для а/ручки. 1 шт.», «Алкогольные напитки (водка или вино). 1 бутылка» и «Сигареты. 1 пачка». Бумажек с надписью «Сигареты. 1 пачка» было больше всего, аж пять штук. Наверное, потому, что я не курю.

– Продовольственные карточки, – уверенно заявил Витька.

– Окстись, милый мой, – искоса глянул я на него. – Двадцать первый век на дворе.

– И что с того? – пожал плечами Витька.

– То, что времена карточной системы давно миновали.

– Не для этой реальности, – криво усмехнулся Витька.

– Все равно тебе придется сидеть без курева, – сказал я. – В бумажнике одни карточки, а денег нет.

– Значит, они и не требуются, – уверенно заявил Витька. – Безденежная система распределения – мечта всякого правоверного коммуниста. От каждого – по способностям, каждому – по установленной государством норме. А кто недоволен – тех на перевоспитание.

– А как же все остальное? – растерянно посмотрел я на зажатые в руке карточки.

– Что именно? – не понял Витька.

– Я пить хочу. А у меня карточка только на водку.

– Ну, при коммунизме что-то должно быть и общедоступным. Например: спички, городской транспорт, газета «Правда», вода и, может быть, даже воздух. – Витька выдернул из пачки карточек одну из тех, по которым можно было получить сигареты. – Пойду схожу за куревом.

Я почувствовал неясную тревогу. Мне не нравился мир, в котором господствовала карточная система, я не желал здесь надолго задерживаться, и мне совсем не хотелось отпускать Витьку одного за сигаретами, даже если для этого требовалось пройти не более ста метров.

– Может быть, пока обойдешься без курева? – спросил я. – Переберемся в другой вариант реальности, тогда и купим тебе сигарет.

– А почему не здесь? – удивленно приподнял брови Витька.

Мне нечего было ответить на этот вопрос, потому что я и сам не мог до конца понять причину охватившего меня вдруг беспокойства.

– Да здесь, наверное, и сигарет приличных нет, – сказал я первое, что пришло в голову.

– Возьму то, что есть. – Витька решительно поднялся со скамейки. – Тем более что нам все равно нужно определить, где именно мы оказались.

Понимая, что остановить Витьку мне не удастся, я только с досадой цокнул языком.

– Кстати, – обернувшись, глянул на меня через плечо Витька, – почему Менелай выбрал для нас именно этот мир?

– Об этом нужно спросить у него, – глядя в сторону, на скамейку, где сидели бабушки, ответил я.

– А разве его с нами нет? – удивился Витька.

– Во всяком случае, я не ощущаю его присутствия.

– Я думаю, он непременно объявится в ближайшее время.

Витька весело подмигнул мне и бодро зашагал в ту сторону, где за деревьями угадывалась проезжая часть.

Наверное, мне нужно было пойти вместе с ним. Но я чувствовал себя настолько паршиво, что не надеялся, не передохнув, подняться на ноги.

Витька скрылся за деревьями, а я все еще пытался понять, почему меня настораживала окружающая обстановка, которую иначе как умиротворенной и назвать было нельзя? Машин во дворе нет, потому что нет личного транспорта. Чисто, потому что есть дворники. Карточки, потому что продуктов не хватает. Что еще?

Я внимательно посмотрел по сторонам.

Кирпичные дома, водопроводные трубы, лифты, асфальтированные дорожки, газоны, заросшие травой, липы да тополя, садовые скамейки и старушки на них. Все. Больше ничего. Старушки неслышно переговаривались между собой то и дело бросаля любопытные взгляды в мою сторону. Если в тот момент, когда мы с Витькой только объявились в данном варианте реальности, их было четверо, то сейчас на скамейке сидели только три бабули.

И тут я понял, что именно меня настораживало: почему, кроме старушек, во дворе никого не было?..

Прежде чем я успел найти ответ на этот вопрос, я услышал знакомый голос Менелая:

– Ну как, все в порядке?

Я провел взглядом из стороны в сторону. «Головастика», чье появление прежде неизменно предшествовало явлению самого спартанского царя, на этот раз видно не было.

– Пытаетесь отыскать зримый образ бессмертной души? – насмешливо поинтересовался Менелай.

– А что с ним случилось? – спросил я.

– Он исчез. Я полагаю, что навсегда. Потому что вы наконец-то научились отличать истиную реальность от той псевдореальности, которая создана вашим собственным воображением.

Я стиснул зубы, вспомнив о том уроке, что преподал мне Менелай.

– Не скажу, чтобы мне это далось легко, – сдавленно произнес я.

Менелай верно истолковал изменение в моем настроении.

– Надеюсь, вы на меня не в обиде? – осведомился он миролюбивым голосом.

– Мы с Витькой были на краю гибели, – ответил я. – Промедли я еще самую малость, и мы остались бы без клиппера. Вы, должно быть, полагаете, что это было чрезвычайно забавно?

– Отнюдь, – вполне серьезно ответил Менелай. – Я был вовсе не заинтересован в вашей гибели. Даже наоборот – без вас я снова превратился бы в пленника бездны. Не думаю, чтобы в ближайшее время кому-нибудь пришло в голову вызвать во время спиритического сеанса царя Менелая, в реальность которого почти никто не верит.

В словах спартанца, несомненно, был свой резон. И все же я не смог удержаться от упрека:

– Почему же в таком случае вы поставили меня в положение, когда клиппер перестал для меня существовать? Если бы то же самое произошло и с Витькой, для нас это было бы концом!

– Именно поэтому я так и поступил, – невозмутимо ответил Менелай. – Я бы назвал то, что я сделал, шоковой терапией. Кажется, вам знакомо это понятие? Давайте представим себе, Анатолий, что я стал бы основательно и не спеша объяснять вам, что представляет собой сущность мира, в котором вы оказались. Даже предупреди я вас о том, что ваш друг не должен ничего знать, он все равно начал бы о чем-то догадываться по вашим репликам, жестам, по выражению вашего лица. Ну а если бы я вообще ничего не сказал вам, то, полагаю, рано или поздно вы и сами докопались бы до сути происходящего. Вот если бы вы оба одновременно осознали иллюзорность окружающей вас реальности, тогда тот мир действительно превратился бы в вашу могилу. А так вы отделались, можно сказать, легким испугом.