– Этого никогда не произойдет, если я не попаду на кладбище! – выпалила Моника.

– Что там такое? Помимо очевидных вещей! Готов поспорить, любовь. Это любовь, любовь моя? – спросил он, гогоча над своей шуткой и хлопнув по спине приятеля, который от неожиданности выплюнул на тротуар полный рот пива.

– Знаешь, это возможно, – ответила Моника, удивляясь, какого черта она говорит такое незнакомцам, хотя не признается в этом себе.

– Мы поможем тебе перелезть через эту стену. Да, Кевин? – сказал ее новый друг. – Держи. – Он передал ей наполовину съеденный бургер, густо намазанный кетчупом и горчицей. Она старалась не думать о своих испачканных жиром пальцах. Поспешно уйдя из кафе, она не взяла с собой антибактериальный гель. Мужчина, как пушинку, поднял Монику на плечи. – Можешь отсюда достать до верха стены? – спросил он.

– Да, – ответила она, забираясь на стену и садясь на нее верхом.

– Сможешь спуститься вниз?

Моника посмотрела вниз. Со стороны кладбища высота стены была меньше, и груда листьев должна была смягчить удар.

– Да, смогу. Спасибо! Вот, возьми.

И она вернула мужчине бургер.

– Если все получится, можешь назвать первого ребенка в честь меня, – сказал футбольный фанат.

– А как тебя зовут? – спросила Моника чисто из любопытства.

– Алан! – ответил он.

Моника задумалась: а как отнесется Хазард к сыну или дочери по имени Алан?

Она собралась с духом и прыгнула.

Хазард посмотрел на часы. Уже восемь, и смеркается. Он услышал тихое гудение двигателя машины, медленно едущей по центральной аллее. На кладбище допускались только автомобили парковой полиции. Кладбище закрывалось, и они проверяли, не остался ли кто. Его время истекло.

Он знал, что должен уйти. Надо признать, что Моника не придет. Она и не собиралась приходить. Все это было нелепой фантазией. Почему он решил, что это хорошая идея? Он мог бы просто оставить ей свой номер сотового и сказать: «Позвони мне, если передумаешь». Зачем он придумал эту глупость про свидание не где-нибудь, а на кладбище? Явно насмотрелся голливудских фильмов.

И вот теперь он прячется от полиции за могильной плитой, что было чертовски глупо с его стороны, потому что сейчас они запрут ворота. Моника не сможет сюда попасть, даже если бы захотела, а он застрянет здесь на ночь, коченея среди призраков.

Хазард завернулся в пальто и уселся на холодную землю, прислонившись к памятнику Адмирала, так, чтобы его не заметили. И все же он понятия не имел, что делать дальше. Потом вдруг услышал:

– О-о, какого хрена! Конечно, его здесь нет, блин. Тупая женщина!

Он выглянул из-за плиты, и вот она стоит перед ним, рассерженная и прекрасная – вне всякого сомнения, – Моника собственной персоной.

– Моника? – спросил он.

– А-а, ты все еще здесь, – отозвалась она.

– Ага. Я надеялся, ты придешь. – О господи, Хазард, известный покоритель женских сердец, безудержный волокита, не знал даже, что сказать. – Ты любишь мармеладки «Харибо»?

Возможно, это был важнейший момент его жизни, а он решил воспользоваться советом восьмилетнего мальчугана. Полный идиот!

– Хазард, ты совсем тупой? Думаешь, я вломилась на закрытое кладбище, впервые в жизни нарушив закон, чтобы попробовать чертовы «Харибо»?!

Потом она подошла к нему и поцеловала. Крепко. Как будто у нее серьезные намерения.

Они целовались до полной темноты, пока у них не распухли губы, не понимая, почему никогда не делали этого раньше, не понимая, когда останавливался один и начинал другой. Хазард почти два десятилетия потратил на поиски наивысшего кайфа как самого эффективного способа заставить мозг кипеть и сердце биться сильнее. И вот он, этот кайф. Моника.

– Хазард… – окликнула его Моника.

– Моника… – с восторгом произнес он ее имя.

– Как мы отсюда выберемся?

– Полагаю, придется вызвать парковую полицию и сочинить какую-то причину, почему мы застряли на кладбище.

– Хазард, прошел всего час, а ты уже заставляешь меня врать полиции. Куда это нас заведет?

– Не знаю, – ответил Хазард, – но я не могу ждать, чтобы выяснить.

Он стал снова ее целовать, и, пока не остановился, ей было наплевать, кому придется врать.

Моника понимала, что она не дома. Даже сквозь опущенные веки она чувствовала, что эта комната светлее, чем ее, что она купается в солнечном свете. Здесь было также и тише – никакого шума от транспорта на Фулхэм-роуд или от ее древней системы центрального отопления. И пахло здесь по-другому – сандаловым деревом, перечной мятой и мускусом. И сексом.

И тогда она мысленно стала припоминать эпизоды прошлого вечера. Они сидят на заднем сиденье полицейской машины, рука Хазарда у нее на бедре. Хазард шарит на полу в поисках ключей, которые уронил, торопясь отпереть дверь. Их одежда, разбросанная на полу спальни. Она не забыла сложить одежду, перед тем как лечь в постель? Она вспомнила, как они поначалу, задыхаясь, безумно предавались сексу, а потом все замедлилось и не останавливалось до восхода солнца.

Хазард. Она пошарила ногой по широкой кровати Хазарда. Его не было. Ушел? Сбежал, не оставив даже записки? Конечно же, она ведь не могла все так неправильно понять?

Моника открыла глаза. И вот он сидит рядом с ней в семейных трусах, вынимая белье из выдвижного ящика и складывая его на полу рядом с собой.

– Хазард! – позвала она. – Что ты делаешь?

– О-о, с добрым утром, соня, – откликнулся он. – Просто освобождаю место. Для тебя. Знаешь, на тот случай, если ты захочешь что-то держать здесь. В собственном ящике.

– Ах вот как! – засмеялась она. – А ты уверен, что готов к подобным обязательствам?

– Можешь смеяться, – сказал Хазард, заползая обратно в постель и нежно целуя ее в губы, – но я никому прежде не выделял ящик. Пожалуй, я наконец готов взять это препятствие.

Он обхватил ее рукой, и она положила голову ему на плечо, вдыхая его запах.

– Что ж, я очень польщена, – произнесла она, и это было правдой. – Думаю, я готова просто плыть по течению. Нужно принимать жизнь такой, какая она есть.

– Неужели? – скептически изогнув бровь, спросил Хазард.

– Ну, я готова попробовать, – ответила Моника, улыбаясь ему в ответ.

И впервые в жизни она действительно не беспокоилась о том, что произойдет дальше, потому что понимала, чувствовала всеми фибрами души, что ее место здесь.

– Ладно, пусть будет по одному ящику зараз, – сказал Хазард.

Алиса дожидалась подходящего момента для спокойного и разумного разговора с Максом о состоянии их брака. Потом, разумеется, она выбрала наихудший.