Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце каждой презентации, после каждого сеанса вопросов и ответов всегда случалось так, что как минимум один студент не успевал получить ответы на свои вопросы. Я всегда оставляю последнему ученику возможность не торопиться и медленно собираю вещи. Возможно, самая мощная из таких встреч произошла во время визита в среднюю школу Уэстфилд, крупнейшую в Вирджинии, в том же городе, где мы с Крисом выросли.
– Простите, мисс Маккэндлесс? – Взгляд молодого человека наконец встретился с моим. – Эмм… Я просто хотел поблагодарить вас за то, что вы были так честны с нами.
– Как же иначе, – ответила я, глядя в юное лицо, несущее знакомое бремя.
– Я сам сталкиваюсь с таким дома…
Мы еще немного поговорили о его трудностях в семье, где царило насилие. В моей жизни продолжало присутствовать домашнее насилие, но теперь уже на моих условиях.
– Эмм… и еще кое-что… – Он сделал небольшую паузу, явно собираясь спросить меня о чем-то важном. – Я хотел спросить… Вы смогли простить своих родителей?
За последние несколько лет я разговаривала с тысячами студентов. Это был не самый личный вопрос, который мне когда-либо задавали, но, безусловно, самый сложный. И я не была уверена, что смогу дать ему честный ответ, потому что сама все еще пыталась разобраться в этом вопросе.
Мне трудно разобраться с понятием слова «прощение». Я спорю сама с собой о том, что́ это – вопрос сострадания, понимания или просто желания и способности забыть. Но забвение приводит к повторению. Я борюсь с собственной верой, которая велит мне проявлять милосердие к тем, кто его не просил, и прощать тех, кто этого не заслужил. Как бы больно и сложно ни было, конфликт рассеивается, когда я смотрю на своих детей. В глубине души я знаю, что моя главная обязанность – превыше всего – защищать их и учить. Через все невзгоды, вопреки всему и до последнего вздоха я буду судить о себе по тому, насколько хорошо я выполняю эту задачу.
Будучи мамой, я часто использовала прием, который я называю «проверка Билли», когда мне трудно сдерживать свой гнев и разочарование. Мама редко поднимала на нас руку, в отличие от папы, но боялись мы ее не меньше. Недавно я вернулась домой после напряженной рабочей недели и заметила, что Хизер до сих пор не убрала мокрое полотенце с пола в ванной, испачкала тушью белый стол, а в стакане на бачке унитаза остались застывшие остатки фруктового смузи. Я почувствовала, что начинаю закипать, когда услышала, как в гостиной включается телевизор, и представила, как она раскинулась перед ним на диване. «Это типичные подростковые штучки, – сказала я себе, проводя “проверку Билли”. – Не надо вымещать на дочери свой гнев из-за того, что ты берешь на себя больше дел, чем у тебя есть времени, из-за недосыпания, из-за того, что у тебя давно не было времени посидеть перед телевизором».
Поэтому я сдержалась.
– Хизер, – крикнула я в коридор.
– А-а-а-а? – ответила она, зная, в чем дело.
– Подойди сюда на минутку, пожалуйста! – продолжила я. Она спустилась в холл в предвкушении, что будет дальше. Я заметила, что в ее глазах не было ни капли страха, и потому гордилась собой. – Эй, милая, – сказала я с ноткой сарказма. – Помнишь, утром я просила тебя убраться в ванной?
– Да, – ответила она, посмотрев чуть вниз, а затем по всей ванной.
– Я же говорила по-английски? – спросила я.
– Да, – согласилась она, слегка улыбнувшись.
– А английский – по-прежнему твой основной язык?
– Да, мэм, – ответила она.
– О, отлично! Значит, ты действительно поняла меня. Я волновалась, что тебя полностью поглотил французский, который ты изучаешь в школе, а я сама его уже почти забыла. Фух!
Я пошла на кухню, оставив Хизер заниматься уборкой, абсолютно готовая к тому, что у нас повторится тот же самый разговор, когда дело дойдет до ее комнаты.
Кристиана прекрасно развивается, и у них с Хизер по-прежнему близкие и бережные отношения. Вместе они уже научили меня большему, чем я рассчитывала научить их. Глядя на них, я думаю о нас с Крисом, а также о Сэме, Стейси, Шоне, Шелли, Шеннон и Куинне. Сегодня мои дальние родственники ближе, чем когда-либо. В эту семью не входят люди, которые биологически произвели меня на свет. В нее входят те, кто сформировал меня как личность. Всю жизнь у нас появлялись причины собраться вместе: когда мы были детьми, когда мы повзрослели, а теперь – когда мы стали родителями. Возможно, главное наследие, которое Уолт и Билли нам оставили, это то, как их поступки сплотили нас всех.
Несколько лет назад я посетила те места, где Крис провел последние дни, самые чистые и мирные дни в своей жизни. Мне потребовалось пятнадцать лет, чтобы подготовиться к поездке, и мои братья и сестры помогли мне обрести силы.
Мы с Джоном отправились в путешествие летом 2007 года, как раз перед выходом фильма в кинотеатрах по всему миру. Как и на протяжении всей работы над книгой и фильмом о жизни Криса, присутствие Джона приносило мне огромное утешение и в тот день, когда я посетила место гибели Криса. Его присутствие рядом казалось невероятно уместным.
Мне было любопытно, о чем думал Джон, когда мы любовались суровым ландшафтом Аляски, раскинувшимся вокруг нас. Я знала, что идти легким путем – не в характере Джона. Моя рискованная сторона считала, что ее слегка обманули, пока мы парили высоко над густыми елями и ольхой в безопасном и теплом вертолете. Я бы предпочла окунуться в это испытание с головой, но только если бы оно имело смысл. Несмотря на огромную любовь к природе и приключениям на свежем воздухе, я никогда раньше не бывала в глуши Аляски и не ходила в походы по подобной территории. Я приняла свой уровень наивности, и раз уж я не нашла времени, чтобы как следует потренироваться и подготовиться, я решила, что мне не стоит идти в поход. Самой важной целью этого похода для меня было вернуться домой к Хизер и Кристиане, и голос Криса в моей голове служил самым сильным напоминанием.
Вдалеке были видны ледники, но на земле не было снега, как в те дни, когда Крис ходил пешком по этой местности. Сверху, не слыша ничего, кроме высокочастотного гула самолета и разговоров нашего пилота через гарнитуру, трудно было представить, что пережил Крис. В моем