отказа, но с каждым разом все менее решительного; все они, в свою очередь, шумно отвергались, и наконец с тяжелым вздохом терпеливой покорности он капитулировал. И, принимая радостную благодарность и сердечные рукопожатия, наконец заулыбался с нескрываемой радостью.

– Скажу вам, парни, вы плохо соображаете, с кем связались. Есть много слов, которых я вообще не понимаю. Например «я устал» или «с меня довольно», – предупредил он.

После вечерней службы Мэнни и Рольф шли под темными шелестящими дубами назад в «Rust en Vrede»; Рольф был необычно молчалив; молчал он, пока они не дошли до главных ворот. Потом задумчиво спросил:

– Скажи, Мэнни, твоя двоюродная сестра… сколько ей лет?

– Которая? – без всякого интереса спросил Манфред. – Толстая – Гертруда, а та, что с веснушками – Рената…

– Нет! Нет, Мэнни, не дурачься! – оборвал его Рольф. – Хорошенькая, с голубыми глазами, с шелковыми золотыми волосами. Та, на которой я женюсь.

Манфред остановился, повернулся к нему лицом, вобрав голову в плечи, и его рот яростно искривился:

– Никогда так не говори! – Голос его дрожал; он схватил Рольфа за воротник куртки. – Никогда не говори о ней грязно. Предупреждаю, будешь так говорить о Саре, я тебя убью.

Лицо Манфреда было всего в нескольких дюймах от лица Рольфа, и в его глазах горел желтый убийственный блеск.

– Эй, Мэнни, – хрипло прошептал Рольф. – Что с тобой? Я не сказал ничего грязного. Ты с ума сошел? Я никогда не оскорбил бы Сару.

Желтый гнев медленно погас в глазах Манфреда, и он выпустил воротник куртки Рольфа. Потряс головой, словно разгоняя туман, и озадаченно сказал:

– Она еще ребенок. Не надо так говорить о ней. Она просто маленькая девочка.

– Ребенок? – неуверенно усмехнулся Рольф и поправил куртку. – Ты слеп, Мэнни? Она не ребенок. Она красивейшая…

Но Манфред гневно отвернулся и прошел в ворота общежития.

– Вот как, мой друг, – прошептал Рольф, – вот оно как!

Он вздохнул и глубоко засунул руки в карманы. Потом вспомнил, как Сара смотрела на Манфреда во время обеда; он видел, как она украдкой на мгновение восхищенно положила руку Манфреду на шею, когда передавала тарелку, и снова вздохнул, охваченный грустью. «Здесь тысячи красивых девушек, – сказал он себе, стараясь развеять мрачное настроение. – Все они мечтают о Рольфе Стандере…»

Он пожал плечами, криво улыбнулся и вслед за Манфредом вошел в общежитие.

* * *

Следующие двенадцать матчей Манфред выиграл – все нокаутом и все не больше чем за три раунда; теперь все спортивные журналисты, описывая его подвиги, использовали прозвище «Лев Калахари».

– Хорошо, йонг, побеждай, пока можешь, – наставлял дядя Тромп. – Но помни, ты не всегда будешь молод, и в конечном счете не мышцы и кулаки позволяют боксеру оставаться на вершине. То, что в голове, йонг, – никогда не забывай об этом!

И Манфред погрузился в академические занятия с неменьшим энтузиазмом, чем в тренировки.

К этому времени он говорил по-немецки почти так же свободно, как на африкаансе, во всяком случае гораздо лучше, чем по-английски; на английском языке он говорил неохотно и с сильным акцентом. Римско-голландское право удовлетворяло его своей логичностью и глубокой философией, и кодекс Юстиниана он читал, как увлекательный роман; в то же время его заинтересовали политика и социология. Они с Рольфом бесконечно разговаривали и спорили, скрепляя при этом свою дружбу.

Боксерские успехи сделали его знаменитостью в Стелленбосском университете. Поэтому часть профессоров относилась к нему с особым вниманием и снисходительностью, другие вначале были настроены сознательно враждебно и вели себя с Манфредом так, словно он тупица, пока он не доказывал противоположное.

– Быть может, наш знаменитый боксер позволит нам прибегнуть к мощи его интеллекта и прольет свет на концепцию национал-большевизма?

Это сказал профессор политэкономии, высокий аскетический интеллектуал с проницательным взглядом мистика. Хотя родился он в Голландии, родители совсем маленьким привезли его в Южную Африку, и теперь доктор Хендрик Френч Верворд был одним из ведущих африкандерских интеллектуалов и защитником национальных прав своего народа. Его курс политической науки для первокурсников занимал всего один семестр, и все усилия он посвящал отдельным особо выделяемым им студентам. Сейчас он высокомерно улыбался, глядя, как Манфред медленно встает, собираясь с мыслями.

Доктор Верворд подождал несколько секунд и готов был усадить его – парень явно был тупицей, – когда Манфред начал отвечать; говорил он, старательно придерживаясь грамматической правильности речи и недавно приобретенного стелленбосского выговора, выработать который помогал ему Рольф, – этого «оксфордского» акцента африкандеров.

– В противоположность революционной идеологии традиционного большевизма, созданной под руководством Ленина, термин «национал-большевизм» первоначально использовался применительно к политике сопротивления Версальскому договору… – Доктор Верворд моргнул и перестал улыбаться. Парень за милю разглядел ловушку, сразу разделив эти две концепции.

– Вы можете сказать, кто разработал эту концепцию? – спросил доктор Верворд с нотками волнения в обычно холодном голосе.

– Мне кажется, эта мысль впервые была выдвинута в 1919 году Карлом Радеком. Он говорил о союзе отверженных государств, противостоящем общему врагу в лице Британии, Франции и Соединенных Штатов.

Профессор наклонился вперед, как сокол, готовый броситься на добычу.

– Как по-вашему, сэр, имеет ли эта или аналогичная доктрина ценность для современной политики Южной Африки?

До конца занятия они были заняты друг другом, а прочие студенты, избавленные от необходимости думать, слушали с различной степенью заинтересованности или скуки.

В следующую субботу, вечером, когда Манфред выиграл титул чемпиона университета в полутяжелом весе, доктор Верворд сидел во втором ряду. Его впервые увидели на спортивном соревновании – разумеется, если не считать матчей по регби, которые не пропустит ни один африкандер.

Несколько дней спустя профессор пригласил Манфреда к себе будто бы для обсуждения очерка истории либерализма, представленного одним из студентов, но говорили они больше часа и на самые разные темы. По окончании беседы доктор Верворд остановил уходящего Манфреда.

– Вот книга, которой вы, возможно, не видели. – Он протянул над столом книгу. – Держите сколько угодно долго, а когда прочтете, расскажете о своих впечатлениях.

Манфред торопился на следующую лекцию, поэтому даже не прочитал название, а