Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я прикрою тебя, когда будешь бежать! — уведомил, уклонившись от шара в ответ.
Видимо, наш разговор привлек внимание противников. Роверт тоже начал алчно поглядывать на стол. Но Эдхард оказался куда ловчее.
Пульсары вылетали быстро и четко. Мелкие, назойливые. Они брали не слишком много энергии, но досаждали Коломбу и мешали защищать Роверта. Из-за пульсаров самому Роверту не удавалось выскочить из-под защиты, а Коломбу приходилось все время держать купол в напряжении.
Я перебежала быстро, села за мраморным постаментом и притаилась. Щит самого Эда налился новой силой. Он перестал бросать шары, и несколько крупных сразу же прилетело в ответ. Отсюда было еще хуже видно, чем раньше. И я только и могла, что считать хлопки и удары, а также прислушиваться к шуму осыпающегося камня.
За несколько шагов от меня пол внезапно прожгла молния, срикошетив от стола. Я поджала ноги, воочию убедившись, что грифонский мрамор не легенды. Признаться честно, была не полностью уверена в его свойствах, хоть и убеждала Эда в обратном.
Внезапно все стихло. Противники затаились. Эта передышка заставила меня аккуратно высунуть нос из-за укрытия. И я случайно словила взгляд отца направленный на стену, граничащую с коридором. Весьма довольный. За столом ему места не было, зато, если разрушить ее, у Коломба тоже появится шанс. А Роверт позовет стражу. Вряд ли Эд что-то укрепил, кроме входа. Слишком энергоемко.
Я не знала, что мне делать. Руки по-прежнему были в варежках, и колдовать я не могла… Если бы наша мысленная связь с Эдом не исчезала, когда он в людском обличии, насколько было бы все проще.
Я прикрыла глаза, закрыла голову руками. Так хотелось рассказать Эду о своих подозрениях, так хотелось, чтоб он услышал.
Я словно заведенная повторяла.
— Стена… стена… стена… — и едва не всхлипнула, когда послышался громкий взрыв. Посыпались камни с потолка, в воздух поднялась пыль. Громкий стон разорвал эту какофонию звуков. Стон отца. А затем крик Коломба.
Я не осмеливалась посмотреть. Мелкая каменная крошка сыпалась и сыпалась, покрывая все серым налетом. Мне было страшно увидеть, что за этим сизым, наполненным пылью туманом. Послышались странные хлопки, как будто взрывались рыбьи пузыри, которыми так любят играть деть в бедных поселениях. А спустя какое-то время, я почувствовала, как кто-то сел на корточки напротив меня.
— Шани! Слышишь меня? — на запястьях сомкнулись теплые пальцы, и я поняла что водяные рукавицы пропали. Оторвала взгляд от коленей, подняла голову и утонула в черных омутах глаз.
— Эдхард!
— Все закончилось, Шани.
— Все? — я не могла поверить. По-прежнему боялась взглянуть в ту сторону, откуда слышался самый громкий шум.
Он кивнул.
— Все. Роверт больше не навредит ни тебе, ни кому-либо другому.
По лицу Эда текла кровь, видимо крупный осколок камня задел висок. Но он улыбался, устало и измученно.
Я осторожно, еще боясь испугать хрупкую весть о победе, не задумываясь о словах, которые он секунду назад произнес, сомкнула руки на его шее.
— Я так испугалась, что больше никогда тебя не увижу, — вжалась лбом в его грудь. — Не скажу, что согласна. Они убеждали меня, что ты поверишь в мой побег и не будешь искать.
— И в мыслях такого не было, горностаюшка. Я мгновенно почувствовал неладное. Просто не сразу получилось вычислить, куда тебя затянули, и настроить портал.
— Это все метка… — тихо пробормотала.
— Больше метка тебе не угрожает. Ее хозяина уже нет в живых.
Тело пронзила дрожь, осознание произошедшего потихоньку начало доходить до меня. Зубы застучали. Запоздалая реакция включила механизм самосохранения. Краем глаза увидела, что тела Роверта и Коломба валяются у стены под обломками. Даже знать не хотела, как они погибли. Главное, что я была теперь свободна от них. От их жуткого влияния. В сердце разливалась пустота, выжженная, вытоптанная. Наверное, я должна была чувствовать грусть, все же он был моим отцом. Но чувствовала лишь облегчение.
— Забери меня отсюда, Эд, — отвернулась, снова уткнулась в его грудь, чтобы не видеть изломанные тела.
Скоро набегут стражники, будет международный скандал. Нам лучше убраться отсюда, как можно скорее. А ханарцы пускай сами строят предположения, как погиб их безумный король.
— Заберу. Прямо сейчас, моя любимая девочка, — подхватил на руки.
— Любимая? — подняла глаза.
— Бесконечно любимая. Разве ты еще не поняла этого?
Я покраснела, не в силах выдержать столь пристальный взгляд.
— Просто слышать это приятно, — потупилась, прижалась пылающей щекой к груди.
— Так сделай и мне приятно, если готова? — прошептал, крепко прижимая к себе.
Под щекой его сердце начало биться быстро и часто.
— Любимый, — повторила несмело. Едва слышно. Почему-то жутко стесняясь и чувствуя неловкость.
Но даже этого ответа достаточно, чтобы получить сладкий, долгожданный поцелуй. Наши губы сомкнулись, и портал, наконец, утянул обратно в Атар.
Эпилог
Я стояла прямо напротив огромного зеркала и безумно нервничала. Белое подвенечное платье сидело как влитое, играло отблесками тысячи камешков. И нежная юбка, похожая на лепестки лилии струилась длинным шлейфом. Его поручили почетно нести Фионе, и племянница бесконечно гордилась и задирала нос перед маленьким кузеном, сыном Шина и Ариэль.
С мужем Ари я познакомилась недавно, буквально перед самой свадьбой, и поняла, что они просто созданные друг для друга. Высокий, черноволосый химера и моя хрупкая нежная сестричка. Несмотря на грозную внешность, Шин Арэта с особым трепетом относился к жене, это было видно и невооруженным глазом. И все жуткие легенды о полукровках стерлись их памяти точно так же как о фей-ир. Люди ничегошеньки не знали об этих расах. И, может, это к счастью.
В дверь осторожно постучали. Я догадалась, кто это, улыбнулась и крикнула громко:
— Войдите!
Служанку я отправила несколько минут назад, и ждала провожатых. Под венец должна вести старшая женщина рода, но я не смогла выбрать между сестрами, и попросила обоих. Хотя это не совсем соответствовало традиции, но ведь и не запрещалось. По крайней мере, я такого не встречала.
Они зашли вместе, плечом к плечу. Теперь я не представляла, что у меня раньше была лишь одна сестра. И ревность прошлая казалась глупостью и ребячеством. Ведь две сестры — это вдвое больше любви.
— Волнуешься? — покусала грубы Ари. — Я жуть как волновалась, выходя за Шина. Тем