Как можно забыть об этом…

Потом мы лежали в прохладной спальне, Костя прикурил две сигареты, одну из них сунул мне и проговорил:

— Через неделю мы едем в Питер.

Это было сказано небрежным тоном, словно невзначай, случайно, но я-то чувствовала — он ждет от меня реакции, ждет, что я запрыгаю до потолка, брошусь ему на шею с благодарностями, но я молчала. Молчала — хотя внутри все переворачивалось от счастья. Поездка в Питер — что могло быть лучше? Единственная помеха — Костя. Он мне в этом городе был абсолютно не нужен. Питер принадлежал нам с Марго, именно она впервые утащила меня туда, хотя и прежде мне доводилось бывать в Питере на различных конкурсах. Правда, это было давно, еще когда я танцевала и участвовала в соревнованиях разного ранга. Но такого Питера, как подарила мне Марго, я никогда не знала.

— Что ты молчишь?

— А что я должна сказать? Ну, поедем.

— Ты какая-то странная, Мария. В последнее время мне все чаще кажется, что ты скрываешь от меня что-то. — О-па, а вот это лишнее… Потому что — да, скрываю.

Я перевернулась на живот и уперлась в грудь Кости подбородком:

— Ну что ты… Что мне скрывать? Прыщик на лбу? Глупости такие… Я нигде не бываю, ни с кем не общаюсь — ты ведь сам видишь, я даже из дома не выхожу почти, разве что с тобой.

Он внимательно изучал мое лицо, и я в душе благодарила Бога за актерские способности, презентованные мне авансом. Я никогда не хотела реализовывать их на сцене, зато очень часто вынуждена была делать это в жизни — как сейчас.

— Я везу тебя туда не просто так… — выдержав многозначительную паузу, Костя продолжил, словно не замечая, что я сделалась каменной от этих слов. — Ты поможешь нам с Ариком.

— Мы договаривались… — начала было я с металлом в голосе, но это был явно не тот момент.

Костя накрыл мой рот рукой и продолжил:

— О чем мы договаривались, я помню. Но сейчас ситуация сложилась так, что мне нужны деньги — много и сразу. И взять их я могу только одним способом. И для этого мне нужна ты.

— Костя… — прогнусавила я сквозь его пальцы, по-прежнему закрывавшие половину моего лица. — Ты обещал… Продай мою машину, мне все равно некуда ездить на ней…

— Помолчи. Тебе ничего не угрожает. Ты ведь понимаешь, надеюсь, что я не стану рисковать тобой — ты моя жена, я тебя люблю. Но сейчас ты должна помочь мне. Все. Мы больше не будем обсуждать эту тему. Через неделю улетаем, продумай свой гардероб. Ты должна быть яркой и броской, чтобы прохожие сворачивали шею и пускали слюну.

Он встал и ушел в душ, зашумел там водой, а я, как была, вышла на террасу и опустилась в кресло. Солнце неприятно жгло кожу, слепило глаза, они начали слезиться, но я словно не замечала этого. Я курила, глубоко вбирая дым в легкие, и чувствовала, как мне хочется плакать. Костя собирался провернуть какую-то очередную аферу, используя при этом меня, но не потрудился даже объяснить, что и как, лишний раз подчеркнув, насколько я зависима от него, до какой степени принадлежу ему. Это внезапно разозлило меня и заставило проглотить слезы и встать из кресла.

Всю ночь я, запершись на чердаке, стучала по клавиатуре компьютера, сбрасывая написанные куски текста в свой интернет-дневник и тут же уничтожая файлы в компьютере. Осторожность никогда не мешала, особенно если ты вдруг решила вывести своего собственного мужа на чистую воду. И вдвойне — если твоего мужа звали Костя Кавалерьянц.

Всю неделю у нас провел Арик, специально прилетевший из Бордо, где обосновался, оставив жену и троих дочерей в Сибири. Мать братьев тоже осталась там, и никакие Костины уговоры не заставили пожилую женщину изменить решения. Я не принимала участия в обсуждениях — я вообще не была для их матери невесткой, Аревик Вартановна не замечала меня на семейных праздниках, проходила мимо, столкнувшись случайно в городе. Я была русская, Костя женился на мне без ее одобрения и даже вопреки ее бурному несогласию. Мне дела не было до ее отношения, тем более что продолжать род Кавалерьянцев я ну никак не планировала, чем, кстати, еще сильнее настраивала против себя свекровь.

Арик чувствовал себя в нашем доме почти хозяином, то и дело указывал Долорес на какие-то мелочи вроде сдвинутого с места подсвечника или золы в камине. Я злилась, но молчала, хотя ужасно хотела иной раз влепить деверю оплеуху — мне бы хватило характера для этого. Но приходилось терпеть, потому что я решила выдвинуть Косте встречное условие. Я сделаю то, что нужно ему, а он взамен разрешит мне поехать в Москву к Марго хотя бы на неделю.

Вечерами, когда они с Артуром запирались в кабинете, я приникала к двери и превращалась в слух, стараясь по крупицам, по обрывкам фраз сложить хоть какую-то картинку предстоящего. Но Костя, видимо, предусмотрел это, а потому говорили они исключительно по-армянски, и я не понимала ни слова. В такие моменты я очень жалела, что не могу записать хотя бы на диктофон, а потом спросить при случае у того же Алекса. Мысль о Призраке стала посещать меня все чаще. Это забавно — я не видела человека вживую, но между нами установилась какая-то весьма прочная связь. А еще говорят, что так не бывает. Сама бы не переживала — не поверила бы.

— …и она просто встанет и выйдет с пакетом, понимаешь? — вдруг ворвался в мои мысли голос Арика, и я вздрогнула — он заговорил по-русски.

— Ты думаешь, они вот так спокойно дадут ей уйти? — в голосе Кости я уловила нотки сомнения, но Арик горячо убеждал его:

— Костя, это верная схема! Просто чем глупее кажется план, тем легче его исполнить, понимаешь?

— Ты забываешь, что это не твоя жена будет сидеть в квартире с тремя чужими мужиками!

— Я тебе голову могу прозакладывать — они Машку не заподозрят!

— Не зови ее Машкой, она не кошка! — огрызнулся Костя, не терпевший никаких уменьшительных форм моего имени — собственно, как и я сама. — А если что-то не так пойдет? Они ж ее порвут там втрояка!

— Костя! Ты мне не веришь? — с обидой отозвался Арик, а у меня внутри заныло — Костя, не верь ему, не верь, он меня во что-то втравливает, и ты сам понимаешь, что закончиться это может весьма плачевно. В эту секунду я готова была на коленях умолять мужа не брать меня с собой — и гори он, этот Питер. Но мой муж, когда речь шла об Игре и Деньгах, мог прозакладывать маму родную, что уж говорить обо мне…

— Хорошо. Но смотри, Артур…

— Ай, молодец! Говорю тебе — все будет идеально, Мария им так глаза зальет, что они не сразу поймут, что вообще произошло, а остальное — дело техники, брат!

В ту ночь я не могла уснуть, рядом кошмарно храпел Костя, выпивший за ужином довольно много. Мне же не помогало ни снотворное, ни коньяк — только в голове шумело, а сон не шел. Я выбралась из постели и вышла на террасу. Ночь оказалась приятно-прохладной, свежей, как будто и не было душного зноя днем. Откинув крышку ноутбука, я устроилась в кресле, закинув ноги в длинных гетрах на край стола — привычка укутываться в шерстяные гетры осталась у меня со времен занятий танцами, неоднократно растянутые связки и суставы отчаянно болели и мерзли даже здесь, в Испании, — и взяла сигарету. Автоматически включившаяся аська вдруг заморгала в углу желтым конвертиком. Наведя на него курсор, я едва не уронила сигарету — это был Алекс.