Вот что мы о нем посмертно узнали.

Мажорик социалистического розлива, юный эгоист, зацелованный родителями и вельможными родственниками всех мастей. С детства приученный получать все, что душа пожелает. На удивление – имевший множество друзей в свою юную пору. Друзей, как те утверждали, – искренних, верных и преданных. Не было у него случая проверить их преданность в более суровых условиях, за неимением оных. Вольготно и комфортно ему жилось в тепличных условиях.

Привычка быть лидером, причем обожаемым и горячо любимым, в конечном итоге сыграла с Толиком злую шутку: он действительно поверил в свою исключительность и неповторимость. Положение обязывало, и Толик инстинктивно стал стремиться ко всему новому, модному и экстравагантному. Новые фирменные джинсы, супермодные кроссовки, очки-хамелеоны, портфели-дипломаты – все это всегда появлялось у Толика прежде, чем у других. И сей факт окружающими воспринимался в порядке вещей, что лишний раз убеждало юного мажора в незыблемости его исключительного положения.

К моменту назначения на яхту «Ахтиар» в качестве кока, куда устроил его дядя, член бюро городского комитета партии, Толик сформировался уже в законченного негодяя и подлеца, искренне считавшего весь мир своим должником. Понятно, что к двадцати пяти годам в жизни молодого человека уже случались определенные неприятности, но Пистолет даже в дурном сне не мог помыслить себя виновным в том или ином жизненном казусе. Виноватые всегда находились – своевременно и убедительно для огорченного дитятки. И за свои проступки они должны были отвечать. По малолетству Пистолет просто их бил, ибо физически был крепок и постоянно совершенствовал свою форму в разного рода кружках и элитных секциях.

В «наркоманскую семью» Толика привел случайный знакомый со склада продторга. Тема наркотиков тогда витала в воздухе и в лице Толика нашла благодатную почву. Новый знакомый отрабатывал должность на складе фиктивно, отдавая заработанные деньги заведующему, на рабочем месте появлялся лишь пару раз в неделю, дабы не возбуждать подозрений, но в Толике, который очередной раз прибыл на склад для пополнения алкогольного арсенала, сразу увидел родственную душу. Основной посыл обсуждаемой темы: «алкоголь – зло, кайф – добро». Толик повелся очень быстро, за что и был приглашен на ужин «для своих».

Там он впервые укололся раствором маковой соломки версии «лайт».

Первые впечатления Толика от новой «семьи» – сборище наивных идиотов. Не от мира сего. Понятия и правила сродни христианским, никому не нужная в наши дни честность и благородство, трепетное отношение к людям, причем не только соратникам по игле, но и к новичкам. К таким, как… Пистолет. А еще у этих странных и наивных дурачков была высококачественная и забористая… дурь! Которой они делились с Пистолетом совершенно бесплатно. В масштабах дозы, разумеется. И доза ему начислялась не чаще чем раз в неделю.

«День в угаре, день на отсып, три дня на ломку, с перерывом на два выходных, положенных советским правительством», – как шутил главный в этой компании, некто Федя, называемый за глаза почему-то Достоевским. Или из-за имени, или из-за того, что именно он организовывал добычу маковой соломки в садовых товариществах и на стихийно появляющихся огородных участках в пригороде – доставал дурь. Процесс добычи назывался дербаном, но это мы уже слышали. Этим же словом обозначался и временно́й период цветения огородного снотворного мака – с мая по август. Еще этот период назывался романтично «папаверином».

«Папаверин скоро начнется. На дербан пора!»

Невдомек было Пистолету, что «семья», а конкретнее – сам Федя Достоевский проводил неофитов через максимально долгий «медовый период», грамотно минимизируя дозу и регламентируя дни вмазки. Создавалась иллюзия возможности легкого соскока с иглы вкупе с состоянием долгоиграющей эйфории и уверенности в своих силах. Кумар до действительно болезненной ломки не доводился, частично компенсировался обязательным сном, а приход сильно растягивался по времени.

Комментарии наставника предсказуемы – «ничего в этом страшного нет».

А страшное было в том, что крючок только сильнее впивался в раскатанную мягкую губу наивной рыбы, жизнерадостно распахнувшей глупый свой рот в предвкушении халявного счастья. Так и Пистолет в течение пары недель стал жестко зависимым опийным наркоманом, хотя и продолжал находиться в заблуждении о легком соскоке. А вскоре даже и думать о нем перестал. И так кайфово живется!

Вот только Федя продолжал зажимать дозу и требовал регулярных отсыпов.

Толик психовал, заставляя себя злобно ворочаться в постели без сна, считал часы до следующего прихода.

А Федя стал для него врагом!

Хотя по совести – для наркомана Толи, получавшего на правах семейственности халявную дозу, отец «семейства» должен был быть роднее настоящих родителей. Ан не вышло. Натура подвела. Толику и так все были должны по жизни. А строить себя в шеренгу по одному он никому не позволит!

И у Толика родился план.

Продукт, или как его по старинке называли – «шляпу», на блатхате не хранили. По сложной схеме члены семьи уносили маковую соломку каждый к месту своего реального проживания. Для нычки, разумеется, не для личного использования. Кто хранит и сколько, решал Федя. Смертным грехом и надругательством над «семьей» считалось самоличное пользование продукта на стороне. Наказание сурово и беспощадно – изгнание из «семьи», игнор и проклятие. Иными словами, отлучение от кормушки, что для плотно подсевшего «семьянина» – смерти подобно. Результат в лучшем случае стационарное лечение в наркодиспансере, обычно: суицид от ломки, передозняк от грязной дури или тюрьма после истерических попыток криминального изъятия у мирных граждан денежных средств на покупку дозы.

Да-да! Уже можно было и купить.

Не широко, в условиях советской действительности, но первые черные рынки сбыта наркоты уже начали появляться прямо сейчас. Ими промышляли… так называемые беспредельщики.

Трафарет – как раз из их числа!

Беспредельщики – бывшие члены приличных наркосемей, пустившиеся по разным причинам во все тяжкие и не признававшие старинные семейные правила и понятия. Такие, например, что «шляпа» – не для продажи, а для семейного пользования. Какой там! Законы рынка диктуют, и соломка пошла в продажу, ломая романтические стереотипы. О торгашах-фарцовщиках знали, их презирали, но… рано или поздно к ним обращались. В случае с Пистолетом получилось… рано.

Хранение «шляпы» Толику в семье не доверяли. По двум причинам – рано еще, и… ценность Пистолета для «семьи» была в другом: в наличии легального рабочего места. Блатного, между прочим. Кок на «Ахтиаре» – не хухры-мухры. Это связи, это информация, это косвенный перспективный выход на полезных людей в медицинской сфере и, как это ни странно, в сфере правоохранительных структур. Короче, виды, которые имел Папа Федя на Толика, одному Папе и были известны.

Что думал по этому поводу Толик, никого не интересовало.

А Толик… думал!

Думал, что доза уже маловата, приход редковат, и вообще…. «Что-то вы меня больно утесняете, папаша». Пора настала экспроприировать ценности у экспроприаторов.