Добрый и злой полицейские – пришло мне в голову.

– Кто Трафарет? – могильным голосом произнес нависающий над бандитом бывший участковый. – Говори. Убью!

– Он убьет, Вася! – заверил я. – Кого-то сегодня он точно убьет. Или тебя, или Трафарета. Это… к гадалке не ходи! Так какие у вас будут предпочтения, Василий? Спешите сделать свой выбор!

Я глумился, а Васе было не до веселья.

Напротив, ему становилось все страшнее и страшнее, потому что прямо над собой, очень близко он видел глаза… отца.

– Не меня… Трафарета!.. Убейте Трафарета, это все он. Он!

– Заткнись. Не ори! Кто он?

– Я не могу… Я приведу… Да! Я приведу его сюда. Ему нужна одна девчонка. Если я договорюсь, он сам придет на встречу. С ней. Сюда. Я помогу! Девчонка!!

– Сова?

– Да!!!

Я задумался.

А неплохая идея! Если, конечно, хитрый Вася не желает нас кинуть. А он… не может этого не желать. Хренов двойной агент! И нашим, и вашим. Я огляделся. О! Да тут у нас даже телефон проведен стационарный. Ах да, о чем это я? В этом времени других телефонов и не бывает – эра мобильников пока еще не наступила.

– Не приведешь, а позвонишь, – заявил я, стараясь говорить равнодушно-ленивым голосом. – Ведь ты с Трафаретом по телефончику связываешься? Ведь так?

Аниськин бросил быстрый взгляд на стол, заметил аппарат, схватил и сунул его Пестрому.

– Звони!

– Мне… встать…

– Вставай.

Бандит стал медленно подниматься.

А ведь он сейчас бросится! По-другому не бывает. И я, и Аниськин – оба мелкие. Изящные. А Вася – шкаф с антресолями. Бросится!

– Руки!

– Чего?

– Руки давай!

– Чегой-то?

И… Вася снова полетел в угол комнаты, круша и ломая мебель. Телефон бы не разбил!

Аниськин ментовской чуйкой своей тоже вычислил все Васины намерения. Да они у него на лбу были написаны. На тупом бандитском лбу! Это мы тебе еще Веню не припомнили!!

– Руки!

Щелкнули наручники.

Он что, все время с собой браслеты таскал? О!.. Мент с большой буквы «М»!!!

Аниськин пристегнул бандита к радиатору отопления. Да! У нас даже в частных домах нет печек – с древесиной проблемы.

«С бумагой в стране напряженка!»

Вася затрещал телефонным диском набора номера.

– Слышь, студент. – Аниськин повернулся ко мне. – Поговорить надо. На одну очень серьезную тему. Отойдем?

Короче. Он меня выставил. То есть вообще! Распрощался, что называется, с концами.

Твердо, непреклонно и без иллюзий на компромиссы.

«Не нужно тебе… здесь. Дальше я всё сам…»

Нужно ли угадывать, что именно… «всё»?

И я… ушел.

Похоже – финиш.

Мою посильную помощь неистовому Аниськину, по всем признакам, можно считать подошедшей к концу. Я уверен, он бы и сам нашел убийцу своей дочери. Пусть на месяц, на три месяца, на год позже – все равно нашел бы, не сомневайтесь. Я всего лишь ускорил этот процесс. Катализировал.

Но на этом – всё!

Теперь нужно заняться и своими мелкими проблемками: учеба, друзья, родители, любимая. Точно! Для начала помирюсь с Викой. И набью уже наконец морду своему сопернику – ее однокласснику: нарыв назрел! Потом – все силы бросаю на зимнюю сессию. Это приоритет номер один: мальчик хочет красного диплому, хоть плачь. До такой степени хочет, что… наверное, морду сопернику буду щупать все же после экзаменов. Иначе снова придется погружаться без остатка в волшебную страну романтических ухаживаний с бездумной тратой драгоценного личного времени. А с этим у меня сейчас будет серьезная проблема! Да. Лучше всю любовь отложить на начало второго семестра. Тогда и время появится, и репетиции наши продолжатся, и всякие-разные культурно-развлекательные мероприятия можно смело посещать.

Иными словами, несмотря на мое утреннее нытье – жизнь продолжается!

Конечно, она у меня, как известно, идет уже по второму кругу, но… я, что называется, уже ассимилировался. Порой уже и не вспоминаю, что уровнем мозга и набором опыта я не соответствую собственному внешнему виду. Как будто так и должно быть!

Жизнь все расставляет на свои места.

Потому что самая большая ценность в жизни у любого человека – это… сама жизнь!

И… да что я заладил как попугай – «жизнь» да «жизнь»?!

Кого ты хочешь заболтать?

Себя?

Я стоял на Хрустальном мысе у монумента «Штык и парус», глазел на вползающий в бухту паром и пытался думать о чем-нибудь позитивном.

О… «жизни», например.

Лицемер!

Мой напарник расставил капканы и ждет в ловушку преступника, которого он намерен лишить… жизни. Которая «самая большая ценность» и бла-бла-бла…

Почему я чувствую себя палачом? Именно – я! Потому что не виню и понимаю отца погибшей дочери? И понимаю, и принимаю его решение как свое собственное? А что, есть какая-то альтернатива для паука под кличкой Трафарет? Тюрьма? Исправительно-трудовая колония? Навскидку, при самом лучшем раскладе доказательной базы – от силы «условка»! И то не факт.

Урод сегодня получит то, что заслужил по праву.

Но… почему же так тошно?

Это все уже не мое! Пусть Аниськин сам расхлебывает и свое горе, и свои грехи. Ну а мне… мне нужно еще кое-что закруглить из мелочей и подвести уже окончательную черту. К примеру, косу надо вернуть гримеру. Дорогая все же! И сиськи резиновые зеленого цвета. А еще… в художественную школу обещал сегодня заглянуть, чтоб узнать фамилию Машкиного учителя. Вроде и не обязательно, но… со всем разделаюсь окончательно – и дальше жить. В другом мире!

Куда?

Отсюда к гримеру ближе. Вон театр совсем рядом, за бухтой.

Черт! А коса с грудным муляжом ведь на хате у Аниськина. Благо он мне дубликаты ключей вручил на днях. Тогда… ближе получается в художку, а потом уже в театр.

Вперед!

Закончу уже эти пустые хлопоты в надежде отвлечься по максимуму от того, что предстоит сегодня сделать Аниськину. Все рядом. Заскочил на квартиру, забрал этот чертов волосяной канат, резинки на ремнях, рванул было к директрисе, но вспомнил, что совсем недавно, каких-то полтораста лет тому назад, умные люди придумали телефон. Позвонил, там просили перезвонить через часик, ну и ладно. Не больно-то и хотелось.

Отправился в театр.

Долги наши – это наш тяжкий крест!

Добрался по памяти до гримерки «окольными тропами».