Я стоял с Уэллером посреди двора и все еще его толком не понимал, продолжая вспоминать музыку, которую слышал в мыслях, все еще не мог признать его правоты. Пыль и пепел, которые мы расшевелили, взволнованно топчась на месте, плыли в солнечном свете, – мелкий вулканический мусор. Я чувствовал его запах в воздухе, которым дышал, ощущал, как он колет глаза.

Но я знал, что музыка придет снова.

Орманд Уэллер, Анд Уэллер, Анд Анте прошел туда, где лежала в футляре его гитара. Он достал инструмент, надел на ремне через плечо, присел на невысокий бордюр, ограждавший пруд, и заиграл.

Он играл ту же музыку, которая явилась мне в приливе вдохновения, порожденном дрожью земли.

Я оставил Уэллера во внутреннем дворике. Он по-прежнему сидел на ограждении пруда, положив ногу на ногу и пристроив на колене гитару. Играл он, низко склонив голову. Левая рука двигалась по ладам, и мозолистые кончики пальцев заставляли струны вскрикивать.

Солнце поднялось в зенит, и жара навалилась на улицу между высокими домами, словно неподъемная тяжесть. Я шел туда, откуда пришел, надеясь встретиться с Кеа, и мне казалось, будто я продираюсь сквозь жару. Пепел при ходьбе вился вокруг ног.

Кое-где в этой части города можно было мельком увидеть Гроннер, и я заметил, что, хотя потоки лавы остановились, выбросы продолжаются. Ветер раздувал облако пепла, часть его проходила над городом. Запах тухлых яиц, выдававший присутствие сернистого газа, был сильнее, чем раньше.

Если в тот момент остров и говорил со мной, я не мог его слышать.

Обратный путь к дому вел мимо гавани, но из-за запаха и нездорового ощущения пыли, пепла и вулканических газов в воздухе я свернул на узкую боковую улочку, надеясь, что она выведет меня напрямую к морю, где мог подуть свежий бриз.

Добравшись до дороги, проходившей вдоль побережья, откуда была видна гавань, я встретил Кеа. Она шла одна, зажимая рот и нос платком. Ее матери в инвалидном кресле нигде не было видно. Заметив меня, Кеа поспешно бросила взгляд в сторону, словно ища пути к отступлению. Или мне так показалось.

– Ты так погрузился в беседу с моим отцом, – сказала Кеа, когда мы подошли друг к другу. – Я не хотела вам мешать.

– Мы закончили. Где Элоиз?

– Я ее отвезла… туда, где она живет.

– Мне казалось, ты говорила… Так вы живете не вместе?

– Не все время. Ты идешь домой?

– Пока да.

– Мы почти и не повидались, Сандро.

– Ты же хотела, чтобы я встретился с твоим отцом, – напомнил я. – И говорила, что мы снова встретимся вечером. Встретимся?

Мы отошли на обочину, в тень одного из пакгаузов на краю портовой зоны. Стоило уйти из-под прямых солнечных лучей, как стало чуть полегче, но раскаленный воздух и вездесущая липнущая пыль донимали по-прежнему. Кеа держалась поодаль, продолжая прикрывать рот платком.

– Давай я тебе перезвоню, – сказала она. Подавшись от меня в сторону, она снова заступила на яркий свет, затем нехотя вернулась в тень. Кеа посматривала вдоль улицы в сторону своего жилья. Она явно хотела от меня избавиться.

– Кеа.

– Да?

– Что случилось? Почему ты так держишься?

– Я слышала, что говорил тебе отец, – Кеа покинула тень и пошла к дому. Я последовал за ней. – Я поняла, кто ты такой. Я всегда чувствовала это в тебе, но сегодня поняла, что это значит. Ты такой же, как и он. Я не выдержу еще одного такого же. Он все знал о тебе до того, как ты явился на Теммил, но ведь он и должен был знать. У него способности адепта. Посмотри на него, Сандро! Ему за восемьдесят, а он себя ведет, как молодой человек! Бо`льшую часть жизни он провел молодым. Как я могу его понять? Собственного отца! А теперь еще ты.

– Я гораздо старше тебя, мне за пятьдесят, – сказал я. – Ты это знала. Я никогда не пытался тебя обманывать.

– Не в этом дело.

– Тогда в чем?

– Ты адепт, как и он. Я не могу… я хочу покинуть остров. Хочу уйти, бросить родителей, вернуться к той жизни, какую вела, пока не встретила тебя…

– Чем я тебе мешаю это сделать?

Я попытался взять ее за руку, но Кеа ее отдернула и резко свернула, нырнув в переулок, на который дома с обеих сторон выходили тылом. Я повернулся было следом, но она ускорила шаг. Кеа шла, пригнув голову и закрыв тряпицей нос и рот. Я, конечно, мог бы ее нагнать, но ее намерения были ясны. Я смотрел, как она торопливо уходит прочь, в глубокую тень узкого переулка, оставляя позади дом за домом и ни разу не оглянувшись. Потом она повернула и поднялась по лесенке, уводившей в сторону. Я потерял ее из виду.

Постоял немного там, где Кеа меня оставила, размышляя, не вернется ли она, а заодно и о том, хочу ли я, чтобы она вернулась. Какой-то причудливый изгиб улиц делал здесь звук вулкана более громким, усиливая в узких проходах его прерывистый рокот. До сих пор я ни разу не останавливался, чтобы его послушать, потому что вначале то был глубокий звук, похожий, скорее, на ощущение где-то в потрохах, за порогом слышимости. По мере того как накопленное внутреннее давление высвобождалось, голос вулкана делался не столь грозным, у него словно прочищалось горло. С этих улиц я не видел горы, хотя размытая дымка выброса плыла в небе, затеняя солнце.

Я направился в центр Прибрежного, надеясь поймать такси, которое отвезет меня домой, но был как раз полдень, когда все закрыто и магазины не работают. Несколько такси я нашел на центральной стоянке, но они были пустыми.

Полчаса спустя я вернулся на виллу. Стоило мне оказаться внутри, как я сбросил одежду и с удовольствием залез в душевую. Пыль и пепел смыло прочь, и они образовали на белом пластиковом полу жирное зернистое пятно, покуда не утекли в сток.

Капельки душа отстукивали по моей голове и плечам легкое стаккато, ритм, простенькую мелодию. Может быть, говорили со мной?

Я вытер голову полотенцем, потом вышел и уселся нагишом на балконе, предоставив солнцу себя сушить. Просидел там недолго – я буквально чувствовал, как колючая пыль летает вокруг.

Как уже было однажды, я знал, что должен покинуть Теммил как можно скорее. Остров уже не был таким, как я его воображал, и не был тем местом, где бы я хотел остаться. Я начинал испытывать к нему неприязнь. Да еще прошлое… Я прибыл на Теммил не для того, чтобы найти Кеа, но вышло так, что нашел, отрицать это было невозможно. Мне пришлось обнаружить, что один фрагмент прошлого не способен заполнить настоящее или подарить будущее.

Спал я в ту ночь неспокойно и в одиночестве. Кеа не позвонила, да я этого и не ждал. Ее молчание дало все мыслимые ответы на вопросы, которые я и сформулировать-то толком не мог, когда они возникали передо мной на мгновение в полусне: хочет ли она?.. стану ли я?.. сможем ли мы?.. нужно ли мне?.. что это за?.. – и так далее, по кругу неразрешимых загадок бессонницы. Ответить на них было нечем, кроме пустоты на месте Кеа, кроме нашей отдаленности друг от друга. Раз я ее не вижу, ответы уже не нужны.