А пробовать-то надо. Другой бы, может, повернул назад, да я не постесняюсь признаться, что мне очень страшно, однако же не настолько, чтобы не понять: что вперед идти, что назад — разницы уже никакой, везде ждущая смерть. И еще — я упрямый, это уж у меня с детства.

Никогда в такие минуты я не думаю об Аде. Нельзя. Я потом о ней подумаю, если выберусь живым, и подумаю не без приятности. Дом. уют, женское тепло… Никакого глубокого чувства у нас, конечно, нет и не было, но — притерлись, привыкли друг к другу. И мне, неприкаянному, тихая пристань, и ей нормальный мужик в доме…

А я нормальный?

Наверное, Ада считает, что да. Не евнух ведь еще, и руки у меня растут откуда надо. Малопьющий. Чего ж еще?

Чтобы тараканов в голове не было. Это она упустила.

Но нет во мне сейчас мыслей ни о чем, кроме одной: как пройти к машинному залу?

Похоже, никак. Малейшая оплошность — и ты в ловушке, и привет горячий, и аминь.

— Назад, — командую Вычету.

Тот только что был напряжен, как струна, только не звенел, а теперь растерян: как это? Почему назад?

— Давай, давай…

Десять шагов назад. Теперь основные ловушки впереди, а справа от нас та самая асфальтовая «зыбь», и она вновь начинает колыхаться, чуя наше приближение. Очень мило с ее стороны! А бросим-ка туда гаечку…

Упала и ушла в асфальт, как в воду. Красивое зрелище, жаль, оценить по достоинству его некому… Она! А колыхание-то, кажется, замирает…

Замерло. Асфальт как асфальт. Даже прежние трещины на нем вновь проявились.

А ну-ка еще одну гаечку…

Пошла спокойно, далее покатилась с негромким стуком, как положено, и легла. Без последствий.

— Идем? — шепчет Вычет.

Не спеши на тот свет, парень! Может, «зыбь» еще оживет. Бывают в Зоне такие фокусы. А что я могу знать о нестандартной «зыби»? Я и «зыбью»-то ее называю только потому, что иного прозвища не придумал…

Десяти секунд не проходит — и вновь асфальт приходит в движение, вновь на нем растут зыбко дрожащие кочки — одни разглаживаются и пропадают, другие, наоборот, тянутся вверх, будто хотят что-то нащупать и поглотить… противно очень на это смотреть. Не кусок асфальта, а прямо животное какое-то вроде этой, как ее… амебы.

А что там за «зыбью»?

Мечу еще одну гаечку. Скоро их у меня не останется, буду кидать что попало. Так, вроде чисто… А «шнек» неистовствует. Ладно, молчи, не уговоришь, все равно я буду пробовать…

Новая гайка ложится на «зыбь», и та, втянув ее, успокаивается. Десять-пятнадцать секунд в прошлый раз длилось ее спокойствие, ну а в этот раз будет сколько?

Засекаю время. Одиннадцать секунд. Прекрасно.

— Слушай, — говорю я Вычету. — Сейчас я проделаю этот номер еще раз, и мы перебежим вон туда примерно… Да, вот за ту трещину. И ни на пять дальше. От меня не отходи. Потом… посмотрим, что потом. Если со мною что случится, помни; общее направление — вот туда. В корпус не суйся, обогнешь его слева, а там уже сам будешь смотреть, куда идти. Может, лучше по открытому, а может, по переходам, вон они какие длинные… Это уж ты сам сообразишь, да и «шнек» подскажет, если уцелеет. Если тебе повезет, пробирайся к «свободовцам». Понял?

— Понял. Но лучше бы с тобой ничего не случилось… Это да. Самому хочется.

* * *

Машинный зал чудовищен уже одними размерами, что снаружи, что внутри. Такую длину могла бы иметь взлетная полоса аэродрома какой-нибудь местной авиалинии. А еще он пугает пустотой и таящейся в пустоте угрозой. Застыли громадные механизмы, целые и полуразрушенные, и мне совсем не кажется, что они мертвы. По-моему, здесь всё живет какой-то своей медленной жизнью, никому не нужной и до жути непонятной. Неторопливо пульсируют прилепившиеся к стенам безобразные бурые наросты, свисают с труб под потолком косматые бороды какой-то дряни и просто сталактиты, а вон та бесформенная сволочь, прилипшая к потолку, по-моему, слегка светится. И тишины здесь нет. То и дело непонятно откуда доносятся звуки — скрипы, дребезг металла и будто бы тяжкие вздохи. Воздух насыщен неприятной влагой, на полу масляно отсвечивают лужи. С потолка и труб под потолком капает вода и с такой силой шлепает о пол, как будто кто-то капает мне на макушку, — противно, нервно и мучительно. Иногда капель прерывается, и тогда слышно гулкое эхо наших шагов. Жутень ко. На волю хочется.

А на воле — ливень с грозой. Таких гроз я и не видывал, хотя грозы над Зоной — обычное явление в любое время года. Налетит сизая туча на серое небо, погромыхает, посверкает молниями и выльется коротким ливнем. Гроза как гроза, единственная опасность — подхватить насморк, вымокнув до нитки. Но то гроза над Зоной вообще, а эта над ЧАЭС. Почувствуйте, как говорится, разницу.

Мы почувствовали ее вполне, несмотря на то, что угодили только под самое начало. Первым порывом ветра Вычета сбило с ног и укатило бы неведомо куда, скорее всего в ближайшую аномалию, если бы я не умудрился удержать его и себя. Потом стали бить молнии — в торчащую трубу, в энергоблоки, в Саркофаг, в любой мало-мальски пригодный для битья предмет, включая поваленный набок подъемный кран, и плевать тем молниям было на то, что порядочные молнии бьют в возвышенные предметы. Эти били всюду, будто подвергали территорию ковровой бомбардировке. Я оглох и почти ослеп, и если нам все же удалось укрыться в какой-то соединяющейся с машинным залом бетонной кишке, то моя заслуга в том была невелика. Просто везение. Вымокнуть-то мы, конечно, вымокли, причем до нитки и всего за пару секунд — такие разверзлись небесные хляби, — но это уже мелочи. Подумаешь, вода! Сталкеру иной раз и в дерьме ползать приходится, а коли брезглив, так сиди дома.

Без «шнека» мы не дожили бы до ливня, это точно. Я устал дрожать, мне осточертел комариный писк бесценного артефакта, но зато мы прошли через такое скопище аномалий, что рассказать об этом в «Харчах» — никто не поверит. Кроме одного «разлома» (кстати, детектор его честно засек), все аномалии были незнакомых типов. Особенно запомнилась раздавленная стрела поваленного башенного крана и раздавленные же человеческие останки рядом с нею. Какой пресс там поработал, что был за человек — неизвестно. «Шнек» почем зря пищал и гонял мурашки по моей спине, да разве у меня глаз нету? Нужнейший, полезнейший артефакт, но глупый. Расплющенный в лепешку труп только слепой не заметит, и я уж не говорю о запахе. Недавно это случилось, не далее нескольких дней. Слишком недавно, чтобы я мог надеяться, что аномалия за это время как-то рассосалась сама собой.

— Внимание, — шепчет Вычет мне на ухо. — Человек.

Мы прячемся за кожух какого-то механизма. Нет, это не человек идет по машинному залу из одного его конца в другой. У Вычета проблемы с терминологией — идет типичный зомби из «Монолита». Не нас ли он ищет? А если нас, то что? Открывать здесь огонь мне совсем не хочется, сбежится весь «Монолит». Снять его ножом?

Зомбак проходит мимо. Он совершенно безучастен, неслышно бормочет что-то себе под нос, безучастно глядит под ноги и не собирается изображать ищейку. А ведь зомби — не только руки контролеров, но и глаза. Насущный вопрос: знают ли о нас контролеры «Монолита»? Если нет, то как мы должны вести себя, чтобы они не встревожились? Если да, то чего им надо? Один-единственный толковый снайпер расправился бы с нами играючи, вон сколько удобных позиций. Может, зомбированные вожди зомбированного клана полагают, что мы ищем Монолит, и готовы пропустить нас к нему, раз уж нам так не терпится обжечь крылышки? Тогда они скоро поймут свою ошибку.