чертежей или рисунков того времени, потому что строительство тогда еще велось по глазомеру. Лишь в XVII веке стали складываться общепринятые традиции, позволившие упорядочить основные размеры. Мы не знаем, где строилась каравелла Баренца, и даже ее название нигде не упоминается». Исследователи полагают, что гравюры, приложенные к ранним изданиям «[70]Дневника» де Вейра, точно передавали все технические детали [Mollema 1947, Hoving & Emke 2004]. Основные характеристики: форма, размер и парусная оснастка – совпадают на разных гравюрах, как если бы те были выполнены с натуры.

Зимовщики переносят припасы с корабля на берег Новой Земли. Гравюра из амстердамского издания «Дневника» Геррита де Вейра 1598 года

Чтобы нанести на нашу карту все найденные фрагменты, я водрузил геодезическую тотальную станцию на край обрыва и поручил Ержи, которому не терпелось приступить к делу, помогать мне с отражателем. Утро выдалось солнечное и тихое. Металлодетекторы и магнитометр способны обнаружить наличие металлических предметов, погребенных в результате движений морского льда под метровым слоем гравия.

Вот детектор запищал, и пункт был внесен в память теодолита. Ержи отступил на шаг и поводил детектором влево и вправо, чтобы засечь точное положение объекта. Потом Ержи и Бас принялись разгребать гравий в поисках источников сигнала. Хенри, снимавший происходящее на видеокамеру, торопливо опустился на колени, стараясь держать объектив у самой земли. Антон давал ему руководящие указания, заглядывая через плечо.

«Тут что-то есть», – сказал Ержи. Они с Басом очень осторожно убрали гальку. «Я что-то нащупал. Здесь есть что-то!» Хенри поспешил обойти вокруг и начал снимать с другого ракурса.

«За тем медведем следит кто-нибудь?» – спросил Ержи. На расстоянии от нас бродил белый медведь.

«Сфокусируйся на руках!» – скомандовал режиссер, пока Ержи раскапывал находку.

«Пленка кончилась», – объявил оператор. Из-под гальки появилась оловянная тарелка.

«Оловянная тарелка!»

«Изумительно, друг мой!» – сказал Бас, очищая оттиснутое на металле клеймо амстердамского мастера: розу под короной. Как главный реставратор в Рейксмузеуме, он был в полном восторге: «Совершенно целая тарелка в испанском стиле. До сих пор у нас были только фрагменты».

Наши кинематографисты, суетясь и промахиваясь, пытались вставить новую кассету. «Надо повторить еще раз!» – бесцеремонно объявил Антон. К моему удивлению, Ержи, ни слова не говоря, взял тарелку и стал осторожно закапывать ее в гальку, а Хенри тем временем поудобнее устраивал камеру на своем плече. Зажегся красный огонек – съемка возобновилась. Как только раздался сигнал металлодетектора, Ержи повернулся к камере с полными удивления глазами и восторженно произнес: «Я думаю, мы сейчас откопаем здесь оловянную тарелку!» Дождавшись завершения этой замечательной сцены, я от имени Димы, дежурившего вместе с Толей по кухне, сообщил, что обед готов. Съемочная группа тут же сложила всё свое оборудование и с довольным видом двинулась обратно в лагерь. «Ну как, сняли всё что надо?!» – крикнул я им вслед и с любопытством взглянул на Баса и Ержи. Бас усмехнулся и, глядя на Ержи, укоризненно покачал головой: «Я поверить не могу, что ты такое отколол. Как ты мог?»

«Они же сами попросили, – ответил Ержи с невинным видом. – Что мне оставалось делать?» Бас продолжал качать головой, а Ержи пинал камешки. Я осмотрел нашу новую находку. «Не говори никому пока, – попросил меня Ержи. – Пусть это будет сюрприз. Смотри, на ней то же самое клеймо, что и на тарелках, которые Карлсен нашел в Доме».

«А-а-бед!» – кричал Дима из лагеря.

«А что сегодня дают?» – поинтересовался Бас, когда мы шли обратно.

«Они всё утро чистили картошку, – ответил я. – Так что, думаю, на гарнир будет картошка, приправленная укропом».

За обедом сразу возник вопрос: а там ли мы ищем? Берега острова усыпаны стволами деревьев, словно палочками в игре «Микадо». Ледяная Гавань – это просто ловушка для плавника. Чтобы расширить область поиска в прибрежной полосе, я присоединился к Диме и Толе (геолог Дмитрий Бадюков и ботаник Анатолий Кулиев), которые во второй половине дня отправились на северную оконечность мыса Спорый Наволок собирать образцы растений и минералов. В то же время Херре Винья и Рене Герритсен осматривали южные берега мыса. Когда мы добрались до цели, Дима заинтересовался выходами коренных пород в прибрежном обрыве, а Толя в развевавшейся на ветру серебряной накидке скрылся из виду в глубине острова. Я спустился в прибрежную полосу и начал двигаться параллельно кромке воды, перелезая через сотни выброшенных на берег стволов плавника. Большая часть стволов имели ровно срезанные торцы; скорее всего, они были потеряны во время сплава леса по сибирским рекам. Выше по берегу лежат выветренные и расколотые остовы полуокаменелых деревьев; возраст некоторых из них, вероятно, перевалил за 5000 лет [Johansen 1999; Zeeberg 2001]. Плавник может дрейфовать со льдинами до 10 лет, и большое его количество попадает в район Северной Атлантики. По составу это преимущественно лиственница (Larix sp.), достигающая 6-метровой длины. Подумать только, зимовщики перевезли не менее 40–60 волокуш с грузом в четыре ствола на расстояние более 3 километров [Bonke 1998]!

Изображения фрагментов корабля в экспозиции Института наследия в Москве. Можно видеть кованые гвозди и деревянные нагели толщиной 2,5 см, которыми были скреплены два слоя обшивки

Здесь, в 3 километрах от лагеря, среди выброшенного на берег плавника и мусора, я обнаружил необычный обломок, который производил впечатление благородной обработанной древесины. Я неимоверно удивился и обрадовался. Деревянные нагели и старинного вида кованые гвозди не оставляли сомнений в том, что этот фрагмент когда-то был деталью раздавленного льдами судна. Я сфотографировал его в первоначальном положении и попытался поднять, чтобы забрать с собой. Он был тяжелый, больше метра в длину. Когда я триумфатором вернулся в лагерь с дубовой добычей на плече, там уже лежало несколько похожих фрагментов. Еще четыре Херре обнаружил на мысу рядом с маяком. Наши эксперты подтверждают, что все собранные нами предметы принадлежали когда-то парусному кораблю. Сравнительно скромные по размеру, они наводят на мысль, что раздавленное льдом судно развалилось на множество фрагментов и затонуло, возможно, в течение года после того, как команда оставила его. Впоследствии подвижки льда и течения разбросали эти фрагменты по всей бухте и вынесли некоторые из них на берег с обеих сторон мыса. Однако нельзя исключить, что крупные части судна вмерзли в лед и были унесены дрейфом на неизвестное – но потенциально колоссальное – расстояние.[71]

4 сентября 1995