– Я обещаю!!! – раскинув руки в стороны и встряхнув ими, так громко прокричала она, что эхо её крика трижды отразилось от стен полупустой подземной парковки и с треском врезалось в мои перепонки.

Таша даже не подозревала, что своим обещанием вызвала роковую для нас обоих лавину. Ей уже было не уйти, мне не остановиться и нам не спастись. Таша не догадывалась, с каким огнём играет, я же не догадывался о том, какой фатальный пожар могу устроить. Хотя, возможно, обратный отсчёт начался не с этой секунды. Возможно он начался с того момента, когда я впервые увидел её фото в аккаунте своей сестры или впервые услышал её голос по телефону, или же когда впервые дотронулся её кожи… С какой именно секунды мне суждено было испепелить всё – я не знал. Однако я с самого начала знал, что не я один стал виной того неконтролируемого пáла, результатом того пепла. Таша аккуратно, день за днём разжигала во мне пламя, вместо того, чтобы заняться его контролем. Мой взрыв стал результатом её халатности в отношении безопасного пользования моей конструкцией. Там, стоя на парковке, я отчётливо почувствовал внутри себя включившийся таймер с обратным отсчётом…

Могли ли мы избежать фатального взрыва между нами? Не знаю, но секунды неумолимо струились сквозь мою грудную клетку, и я уже не мог их остановить самостоятельно, а Таша не хотела прикладывать к дырам в моей груди свои руки, чтобы заткнуть утечку своим существом…

У нас ещё оставалось время, но оно слишком быстро утекало сквозь пальцы и, в итоге, утекло всё до последней секунды.

В нашем будущем мы не смогли не взорваться. Мы стали одним большим огненным шаром, взмывшим к небесам и испепелившим всё на своём пути. Мы стали одним большим ужасом, одним длинным мигом, одной долгой ночью, оголённым нервом… Мы впервые стали одним целым, чтобы вместе исчезнуть и однажды вместе воскреснуть. Мы – феникс. И этот феникс сейчас приближался к стадии своего невероятно мучительного и непостижимо болезненного сгорания.

Весь оставшийся день я провела у Хьюи, даже не сомневаясь в том, что Риордан одним щелчком своих пальцев разрулит те серьёзные проблемы Ирмы, от которых любой другой человек испустил бы дух, но только не она, ведь у неё есть защитник…

Закрыв глаза, я тяжело выдохнула и забыла открыть глаза снова. Когда же крики в моей голове стали невыносимы, а ощущение материнской крови на лице нестерпимым, я резко дёрнулась и поняла, что нахожусь в кресле напротив койки Хьюи. Я перевела взгляд со своих наручных часов, показывающих девятый час, на брата и нахмурилась. Интересно, ему снятся сны, или он вообще ничего не видит? Если первое, тогда мне не хотелось бы думать, что ему, подобно мне, могут сниться кошмары.

С этой мыслью я поднялась со своего кресла и, нагнувшись к лицу Хьюи, поцеловала его в лоб, как прежде целовала нас перед сном мама. Не отстраняясь, я максимально близко приблизилась к лицу брата (копии моего лица) и шёпотом начала напевать колыбельную, которую давным-давно пела нам мать:

“Послушай, как ветер стучится в окно,

Он многое видел, сплетая руно

Из звёзд золотых и из месяца стрел,

Что в окна к тебе, струятся, как мел.

Ты выдохнешь ветром и ветер вдохнешь,

И пепел со звёздочки тихо смахнёшь;

Осыплется пепел, сорвётся с небес,

Чтоб феникс из пепла того вновь воскрес.

Взмахнёт феникс крыльями, взмоет наверх,

На тучке высокой омоет свой грех

Прозрачной слезою, что примет земля,

Ведь вечною жизнью здесь жить нам нельзя”.

Допев, я аккуратно отстранилась от Хьюи, и ещё долго всматривалась в его бледное лицо, удерживая его за тонкую руку. Он снова мне не ответил.

Домой из Лондона я впервые за долгое время возвращалась на электричке. Вагон был наполовину заполнен, но я сидела одна. Упёршись головой в холодное окно, я погрузилась в свои обычные тяжелые воспоминания, к которым добавилось ещё одно: воспоминание, в котором несколько десятков чернокожих мужчин из трущоб с криками раскачивают мою машину, буквально разрывая её на запчасти. Скованная страхом, я не могу пошевелиться, когда вижу, как огромный амбал берёт в руки железный баллон, чтобы запустить его в лобовое окно. От ужаса я начинаю судорожно хватать воздух ртом, как вдруг, кто-то накрывает мою окалевшую от ужаса ладонь обжигающую руку. Повернувшись, я вижу Дариана. В отличие от меня, он абсолютно спокоен, но его спокойствие на меня не влияет. Я хочу прокричать ему о том, что удар галлоном придётся на его сторону, но, буквально захлебываясь и задыхаясь страхом, не могу произнести ни слова. Дариан, уловив мой возрастающий страх, смягчает выражение своего лица, но всё равно остаётся твёрд. Подняв правую руку перед собой, он щёлкнул пальцами, и летящий в нашу сторону галлон, как по волшебству, исчез. Я почувствовала лёгкое облегчение… Дариан ещё раз щелкнул пальцами и разъяренная толпа исчезла. Мне ещё никогда не было так легко… Но Дариан вдруг вновь щёлкнул пальцами и за окнами нашего автомобиля не осталось ничего – только белый фон. Я мгновенно напряглась. Взглянув на Дариана и поняв, что он собирается щёлкнуть пальцами вновь, я испытала по-настоящему сильный страх, но на лице Дариана вместо привычной твёрдости была искренняя улыбка. Я потянулась к нему, едва не вскрикнув от ужаса, желая остановить его щелчок, но не успела, опоздав всего на долю секунды. Щелчок прозвучал… Щёлк! – и перед моими глазами только белоснежное, слепящее глаза полотно, глушащая тишина и во мне больше нет ни страха, ни лёгкости, ничего. Бесконечно белая пустота…

Первое, что я подумала, когда проснулась от объявления кондуктором своей остановки: “Хорошо, что пустота не чёрная”.

Воскресение началось как обычно. Подъём в восемь часов, утренняя пробежка, занятия с гантелями на все группы мышц, завтрак. Нат уже четыре дня как не объявлялась дома, поэтому я готовила завтрак только на себя и Коко, у которой, из-за своего позднего возвращения, не успела вчера уточнить, как прошло её знакомство с мистером Гутманом. И всё равно мне пришлось ждать дольше положенного, чтобы узнать подробности – я вернулась с пробежки, сделала убийственный комплекс упражнений, приготовила завтрак, позавтракала, приняла душ, высушила и заплела волосы в хвост, а Коко всё не просыпалась. Посмотрев на настенные часы, я решила, что если к половине одиннадцатого, а это уже через полчаса, Коко не проснётся – я пойду её будить.

Не успела я прочитать и первую колонку утренней газеты, как моя соседка, словно услышав мои мысли, вышла из своей спальни. Я терпеливо дождалась пока она закончит утреннюю гигиену и пройдёт мимо меня на кухню, чтобы, наконец, притворившись не слишком уж заинтересованной, спросить у неё умеренным тоном:

– Как прошло ваше знакомство с мистером Гутманом?

– Оу, весьма многообещающе.

– Многообещающе? – удивлённо вскинула брови я, оторвав взгляд от газеты и упершись им в пустой экран телевизора. Я ожидала услышать что угодно от “неплохо” до “отвратительно”. Но “многообещающе”?.. Хм… Подобного я точно не думала услышать. – Что это может значить? – наконец решила уточнить я.