48

Он позвонил воскресным утром. Они сидели на кухне и неторопливо пили кофе.

— Привет, Красавица. Срочное дело. Я зайду. Ты не против? Ненадолго. Не более получаса.

— Ну… заходи. — «Этого только не хватало. Что может быть за срочное дело?».

Богдан вопросительно посмотрел на неё: вероятно, лицо её выдало неприятную новость.

— Что-то случилось? — Богдан заглянул ей в глаза.

— Да нет, ничего страшного. Сейчас придёт Гасан, мой муж. У него что-то срочное. Может быть, с детьми, с родителями… не знаю.

Гасан уже звонил в домофон: очевидно, он был рядом.

— Открываю, — ответила Прасковья бодро.

— Мне надо присутствовать? — поёжился Богдан.

— Поздороваться, во всяком случае, следует, — ответила Прасковья.

Гасан появился на пороге, свежий и гладкий, излучающий благополучие и довольство.

— Познакомьтесь: Гасан, Богдан, — представила она мужчин друг другу. Они пожали друг другу руки. Гасан расплылся в радостной, а Богдан в вымученной улыбке.

— Да я прямо к завтраку! — балагурил Гасан. — Как знал, вот и прихватил нашу фирменную кондитерку — пахлаву и маковый рулет. С пылу-с жару. — Он протянул Прасковье фирменный пакет своей ресторанной сети, в котором были коробочки со сластями и маленький букетик фиалок, заранее помещённый в вазочку. Мистер Комфорт правильно оценивал хозяйственные дарования своей бывшей супруги: подходящей вазочки в её доме могло бы и не найтись.

Делать нечего — Прасковья пошла ставить чайник.

— О! Да вы неплохо устроились, — невесть чему радовался Гасан. — Можно посмотреть квартиру?

Прасковья повела его по квартире. Богдан остался стоять, прислонившись лбом к оконной раме и внимательно глядя на улицу. Рама в окнах, выходящих в переулок, с внутренней стороны была светло-зелёного цвета, что приятно перекликалось с цветом дома, расположенного напротив.

Прасковья думала, что Гасан хочет что-то сказать ей наедине, но он не спешил начинать.

— Зачем ты пришёл, Гасан? — наконец спросила она.

— Это я вам обоим скажу, — опять радостно улыбнулся он, словно готовил приятный сюрприз. — А сейчас ты мне скажи только одно: у тебя всё в порядке?

— Да в общем, в порядке, — удивилась Прасковья его вопросу.

— Не обижает он тебя? — спросил заботливо, словно она была не бросившая его бывшая, а дочь или сестра.

— Не обижает, — пожала она плечами.

— Ну и слава Богу, — удовлетворённо кивнул он. — Тогда пойдём чай пить.

Маковый рулет был, как всегда в его ресторанах, выше всяческих похвал: изобилие мака, пышное сдобное тесто. Прасковья не удержалась и съела два куска, хотя сладкое старалась ограничивать. Богдан откусил какую-то мышиную дозу пахлавы — вероятно, чтоб не было впечатления, что он демонстративно не ест.

— Красавица, я хочу с тобой развестись. Немедленно! — провозгласил Гасан, отставляя выпитую кружку. — Прямо завтра.

Богдан слегка наклонил голову, то ли одобряя, то ли просто показывая, что понял.

— Что ж, согласна, — произнесла Прасковья с некоторым удивлением. — А почему такая поспешность?

— Жениться хочу. На молодой, — Гасан подмигнул блестящим карим глазом. — А молодая, сама понимаешь, ждать не любит.

— И сколько же ей лет, молодой? — Прасковье стало любопытно.

— Я у дам возраст не спрашиваю. Я и про тебя-то не помню, сколько тебе лет. В общем, молодая, красивая, всё путём. — Гасан неопределённо покрутил ладонью с растопыренными пальцами в воздухе возле лица.

Прасковья отметила у него на руке то самое обручальное кольцо, которое он всегда носил.

Богдан внимательно и недоверчиво посмотрел на Гасана.

— Поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, — продолжал Гасан, — завтра, прямо с утра, мы с тобой отправимся подавать заявление о разводе. Без твоего присутствия нельзя, надо, как они выражаются, «учинить подпись». Годится тебе завтрашнее утро? Со всеми, с кем надо, договорено, займёт это у тебя пять минут плюс дорога. Словом, клади на это дело час. В девять я за тобой заеду. До десяти доставлю на работу. Согласна?

Прасковья взглянула в своё расписание на завтра. Кивнула:

— Годится.

— Ну вот и ладненько, — Гасан положил свою тёплую мясистую ладонь на её руку. — Не буду больше вас отвлекать от воскресного отдыха. Спасибо за ваше время, как выражаются наши американские друзья. А по-нашему: спасибо за чай. Рад был, брат, с тобой познакомиться.

Богдан чуть кивнул головой, вымученно улыбнувшись. Глаза у него были серые.

— Ты чего это, брат, — обратился Гасан к Богдану. — Волком смотришь. Я ведь к тебе всей душой.

— Признаться, я не вижу для этого ни единой причины, — болезненно поморщился Богдан.

— Как это не видишь? — удивился Гасан. И зачем-то снова сел. — Как я могу тебя не уважать? Ты отец моих детей.

Богдан взглянул на него затравленно и тут же отвёл глаза.

Гасан почувствовал, что сказал что-то не то, но не мог сообразить, что именно — не то. Впрочем, он был не из тех, кто смущается собственной оплошностью.

— Красавица, — обратился он к Прасковье. — Я что-то не так сказал?

— Гасан, — произнесла она возможно более миролюбиво, каким-то психотерапевтическим тоном. — Мужчины так не говорят, это женская формула.

— А у нас равенство! — белозубо улыбнулся Гасан. — Тоже мне: мужская формула, женская формула! Я вам не филолог, я ресторатор. Людей накормить — это по моей части, а все эти цирлих-манирлих — в этом я не бум-бум. Так что извиняй, брат, если чего не так. А люди вы оба мне не чужие. С нею мы с тобою оба немало лет вместе прожили, и дети выросли. Это просто так не зачеркнёшь, да и незачем зачёркивать.

Всё путём, не журись! Мы же интеллигентные люди, — добавил он свою любимую сентенцию.

Поднялся надел свою неизменную чёрную кожаную куртку, приветливо помахал рукой и был таков. Прасковья подумала, что за многие годы так и не узнала, была ли это одна и та же куртка или они время от времени менялись.

Богдан налил себе в большую кружку чая с лимоном и удалился в свой кабинет.

— Парасенька, мне тут надо кое-что сделать, — проговорил он торопливо.

— Надо — значит надо, — ответила Прасковья, — но мы вроде собирались пойти погулять. Погода отличная.

— Сходи сама — ладно? — проговорил он бесцветным голосом. — Или с ним погуляй, он, похоже, не против.

— Да ты что, Богдан? — изумилась она. — Он — слышал? — женится на молодой.

— Да-да, на молодой, это отличная идея, — проговорил Богдан всё тем же бесцветно-безумным голосом. Когда ты меня бросишь, я тоже женюсь на молодой.

— Богдан, да что с тобой? Что ты несёшь такое? — Прасковья была изумлена: подобного вздора она никогда от него на слышала. — Ладно, иди уж, занимайся. У меня тоже есть чем заняться. — Она не обижалась на него: на такую глупость невозможно обижаться. Была лишь лёгкая досада,