на всех не напасёшься. У неё компания сетевого маркетинга. Продаёт товары для уборки — раза в три выше рынка.

— Что значит «раза в три выше рынка»? — не поняла Прасковья.

— Что значит, что значит! То и значит: цена раза в три выше типичной по рынку.

— И берут? — изумилась Прасковья.

— Всё в улёт, подвозить не успевает. Я же говорю: умнейшая женщина. Вот она-то и учит своих продавщиц: не рассуждай за клиента. А то они как начнут рассуждать: в нашем-де городе все бедные, потому наш товар не возьмут. Или про какую-нибудь клиентку: она не любит убирать, потому не возьмёт, и всякое такое. А Василиса Васильевна учит: «Не рассуждай — предлагай!». И дело идёт преотлично.

— Никогда не слышала о такой твоей приятельнице.

— Могу познакомить, Красавица. Она тебе подарит швабру. Ты ведь любишь домашнее хозяйство, — Гасан снова подмигнул лукавым карим глазом.

— Погоди, это «Партия чистоты» что ли? — сообразила Прасковья.

— Ну да, ты высоко летаешь! — иронически хмыкнул Гасан. — А Василиса Васильевна скликает тёток на заработок. Иногда они собираются и машут мётлами за Святую Русь и прочие правильные вещи, а главное-то копейка. Заработок. Экономический базис.

В общем, так. Ты всё обдумай и реши. Как решишь, так и сделаем.

* * *

В пятницу Прасковья закончила работу пораньше. Хотелось поиграть роль домашней хозяйки: приготовить ужин, потом посидеть с Богданом перед телевизором. Вдруг он захочет сесть возле её ног и положить голову ей на колени. А нет — так просто попить чаю и поговорить. О том-о сём. Один из русских царей, она забыла, кто именно, кажется Александр III, писал, что в петергофской вилле Александрия он чувствует себя не государем императором, повелителем шестой части земной тверди, а просто супругом богатой помещицы, и больше ничего. Такой минутный дауншифтинг в последнее время был приятен и ей. Всё чаще являлось желание почувствовать себя простой домашней хозяйкой, которой надо купить что-нибудь на ужин. Нет, всё-таки не домашней хозяйкой, а работающей женщиной, которая торопится домой, забегая в соседний магазин. Открыла своим ключом и в прихожей увидела парня примерно мишкиных лет и Богдана, который встречал гостя.

— Ты сегодня пораньше, Парасенька, — Богдан поцеловал её в висок и снял пальто. — А у меня коллега, нам надо кое-что обсудить.

— Познакомь меня с коллегой, — Прасковье было слегка досадно, как тогда, в Муроме, что у него — дома! — есть что-то важнее и срочнее неё.

— Разумеется. Позволь тебе представить Евгения Сидорова, проговорил Богдан церемонно. — Он аспирант МГУ и делает невероятные вещи. Если его разработки не полностью засекретят — мы о нём услышим как об очень значительном учёном.

— А это моя жена Прасковья Павловна Петрова, — Богдан положил ей руку на плечо. Прасковья протянула молодому человеку руку.

Будущий великий учёный смотрел на Прасковью так, как если бы встретил крокодила в подземном переходе. Выражение лица у него было предельно далёким ото всякого интеллектуализма. Наконец он выдавил:

— Очень приятно.

— Ну хорошо, вы занимайтесь, а я пока приготовлю ужин. — Прасковья забавлялась изумлением молодого человека. Он имел вид человека, чья картина мира рухнула.

Переоделась в домашнее. Платье из тяжёлого бархатистого материала коричнево-золотистой расцветки, длинное, до щиколотки. Что-то боярское. Ей очень подходит под цвет волос. Наверное, платье считается нарядным, едва не сценическим, но она взяла для дома: ей хотелось нравиться Чёртушке, быть красивой. Платье купила позавчера, в своём же переулке в магазине народной одежды «Матрёшка», Богдан ещё не видел.

В последнее время традиционную народную одежду стали употреблять всё чаще и чаще в самых разных обстоятельствах: в гости, в театр теперь нередко ходят в народном костюме. Появилось много стилистов, разрабатывающих народную одежду. На неё даже есть мода, появляются новые детали, каждый сезон преобладают какие-то цвета и тона — значит, дело живое.

Повязала фартук, сделанный в лоскутной технике, купленный там же, и принялась за дело. Когда котлеты зажарились, постучала в дверь кабинета.

— Молодые люди, ужин готов! — позвала Богдана и его гостя.

— Мне даже неловко, я лучше домой, — парень казался настолько замороченным, что вот-вот заплачет.

— Куда домой? — по-матерински одёрнула Прасковья. — В общагу? На Вернадского? Даже не думайте.

— Как Вы узнали? — с каким-то ужасом спросил аспирант.

— У Вас произношение не московское, — улыбнулась Прасковья. — Вы откуда-то из Тулы или Воронежа, судя по выговору. Ну и вообще… видно, что мама у Вас далеко. Да Вы не смущайтесь, я сама девочка из общежития. Приехала в МГУ из подмосковного городишка.

— А я из Тульской области, — почему-то печально проговорил аспирант.

Прасковья разложила удачно поджаренные котлеты с жареной во фритюре картошкой по тарелкам.

— Ешьте, Женя.

— Спасибо большое. — Парень был настолько озадачен, что, кажется, даже есть не мог. — Мне и во сне бы не приснилось, что буду есть котлеты, поджаренные Прасковьей Павловной Петровой.

— Мне тоже! — рассмеялся Богдан. — Я женился на студентке МГУ — и вот чем дело обернулось.

— Не на студентке — я как раз в тот момент уже получила диплом, — поправила Прасковья. Она почувствовала, что ему приятно воспоминание о тех давних временах.

— Если я кому-то расскажу, что ел котлеты, приготовленные Прасковьей Павловной Петровой — мне никто не поверит, — аспирант не решался приступать к котлетам.

— Разумеется, не поверит, — согласилась Прасковья. — А Вы всё равно ешьте, а то они остынут и станут невкусными. Ну а потом можете проэкспериментировать и рассказать. И Вам, действительно, никто не поверит. Во многом поэтому информационная среда насыщена всяческими фейками: истина часто крайне трудна для восприятия. Да что трудна — невозможна. Неперевариваема. В отличие от котлет. Потому что некрасива, неудобна, противоречива. А фейки изначально приспособлены к массовому сознанию.

— Да, конечно, — согласился аспирант, — но не до такой же степени!

— Ещё и не до такой! — рассмеялась Прасковья.

Тут зазвонил телефон Богдана.

— Здо́рово! — Богдан просиял. — Тебя встретить? Ну хорошо, не надо — так не надо. Но, в общем, жду… ждём. — Его радость словно увяла.

— Сын приезжает, — оповестил Богдан. — Он историк-востоковед. Я Вас познакомлю, — обратился он к аспиранту. Тот глядел с недоумением, что-то соображая.

Мишка появился через два дня. Заселился в самой дальней маленькой комнатке. Придя следующим вечером, застала идиллию: Мишка играл на белом пианино что-то сложное, а Богдан задумчиво слушал, глядя в неведомые дали.

Прасковья ощутила, что Мишка тут третий лишний. Лучше бы он всё-таки жил у Гасана, как прежде. Но сказать, разумеется, она этого не могла. Слава Богу, что через три дня он уехал в Петербург работать в архиве Собчака. Видно, утвердили ему тему о Перестройке.