расхохотался Гасан. Он сидел, раскинувшись на диване, похожий на большого, сытого, породистого кота — гладкий, промытый, загорелый, белозубый, безмятежный.

— В данном случае — верю, — убеждённо ответила Прасковья.

— Такая большая, а веришь в сказки, — снова рассмеялся Гасан. — К кому и зачем он ехал, как не к тебе? Впрочем, это не моё собаческое дело, как выражается мой приятель-поляк, поставщик ежевики. В общем, я высказал свою позицию. Торопиться нам некуда: какие наши годы! — снова широко улыбнулся Гасан. — Ты свободна, живи, как хочешь, где хочешь, с кем хочешь. Давай не пороть горячку, а подождём до конца года и, положим, в следующем январе вернёмся к этому вопросу. Что-то мне подсказывает, что выйдет, как с Машкой и перуанским медвежонком.

— Гасан, — наконец собралась с духом Прасковья, — я беременна.

Гасан на секунду замер в изумлении, а потом расхохотался.

46

— Ай да Светов! Ай да сукин сын! — захлопал он в ладоши. — Прямо восемнадцатилетний пэтэушник.

— При чём тут пэтэушник, Гасан? — не поняла Прасковья.

— Шустры они, пэтэушники, на это дело. С первого раза у них выходит. Была вот недавно история. Поварята к нам пришли на практику, из разных колледжей — училищ, по-нынешнему. Слово «колледж» вы же отменили — верно? Вот буквально вчера парнишка с девчушкой познакомились — и пожалуйста: она уже с пузом. Ну, жениться решили, меня позвали. У самих — ни кола ни двора. Ну ладно, пристроил их. Такие вот они шустрые — пэтэушники, прям как твой Светов.

— Гасан, не надо про Светова, — попросила Прасковья.

— Да ты не обижайся, Красавица, это я так — из зависти, — широко улыбнулся Гасан. — Признаюсь: завидую. Я б тебя с удовольствием обрюхатил. Как Светов. Но, видишь, не судьба, — он весело развёл руками.

Они помолчали. Потом Гасан вдруг снова расхохотался.

— Ты что, Гасан? — удивилась Прасковья.

— Я представил заголовок в жёлтом таблоиде: «Прасковья Петрова выходит по залёту за гастарбайтера». А что? Всё чистая правда.

— Жёлтые таблоиды у меня под контролем, — поморщилась Прасковья.

— Но ты зацени заголовок! — веселился Гасан. — И никаких твоих журфаков не кончал!

— Ты молодец, Гасан. Может, тебе завести таблоид?

— Очень может быть, очень может быть, Красавица. А тебя найму главным редактором. Когда тебя выпрут из министров. Как это называлось сто лет назад при советской власти? Словцо какое-то было прикольное. Дай вспомнить… Во, вспомнил: «бытовое разложение». Вот за это самое тебя и выпрут.

— Откуда у тебя такая терминология? — удивилась Прасковья.

— Да так, почитываю на досуге кое-что историческое. А ты, Красавица, готовься. Твои враги уже в низком старте.

— Да у меня нет особых врагов.

— Врагов нет только у того, кто из себя пустое место, — проговорил он поучительно, словно беседовал не с Прасковьей, а с Машкой. — Если ты полный нуль — тогда и врагов нет, и все тебя любят-уважают-обожают. Даже помочь-пособить при случае могут. Вроде как старушку через улицу перевести. Но это когда ты — полный нуль. Ну а когда не полный — это совсем другой коленкор. А ты — кое-что из себя представляешь, чего уж скромничать. Значит, врагов у тебя — навалом. А знаешь, за что тебя особо ненавидят? За скромность в быту — ещё один советский термин. Попросту говоря, ты ничего не украла, не прикарманила, живёшь на зарплату. Такое не прощается. Биография у тебя кристальная: из учительской семьи, дочь тоже учительствовать послала. Родители твои как жили в избе, так и живут. Учительствуют. Сын, ежели ты за большими делами не забыла, востоковед-тибетолог, а не начальник банка. У детей никакого бизнеса, я скромный трактирщик, как выражается моя двоюродная тёща, административным ресурсом не пользуюсь, в политику не суюсь, налоги плачу сполна, благотворительностью занимаюсь. Вон поварятам квартирку на свадьбу справил. Маманя ихняя рыдала у меня на плече: ах, как любит она мою многоуважаемую супругу Прасковью Павловну, замечательную женщину, ни одной передачи не пропускает с тобой. «Прямо, — говорит, — заряжаюсь позитивом, когда вижу Вашу супругу в субботу по телевидению. И получаю ответы на все вопросы. Как возникнет вопрос — так тотчас ответ получаю. Прямо чудо какое-то».

Представь теперь, как ненавидят тебя твои задушевные друзья! Да своими руками бы задушили задушевные! Шкуру б содрали, живьём сожрали. Даже мне жуть подумать, как они тебя ненавидят. А главное, ты ко двору допущена. Надёжа-государь тебя призывает, с тобой совет держит. Даже в моём ресторане со своими гостями изволил отобедать — вон какая честь. А знаешь — зачем? Ну, понятно, надо было показать, что у нас тут сплошная дружба народов: ты русская, я лицо кавказской национальности, — Гасан лукаво хохотнул. — Но главное — не это. Показал он тебе, дурачине, что ты в милости, что позволяет тебе иметь мужа-трактирщика. Ведь сама знаешь, как вашего брата за бизнес теснят. А тебе — дозволяется. И вот ты преподносишь такой подарок твоим друзьям-ненавистникам. Прасковья Петрова, почти святая, без единого пятнышка, бросает мужа и выходит за невесть какого иностранца. Ведь Светов, мне Иван сказал, считается иностранцем — так ведь? Иносранец! — усмехнулся Гасан. — И вот Петрова выходит за иносранца и на старости лет родит от него. Та самая Петрова, которая столько лет распиналась о семье, верности, патриотизме и всякой такой лабуде. Это особенно замечательно смотрится. А российский паспорт они твоему Светову не выпишут. Они сумеют. Чего хорошего сделать — нет, а это — сумеют. Эдак, знаешь, бюрократически: что какой-то там квоты не выделили или справки какой-нибудь у него нет, или анализы устарели, или экзамен провалил. По русскому языку. Или по российской истории. А то, может, по-другому сделают: шпионом его объявят. Так оно и лучше! Наверняка ведь, можно что-нибудь измыслить в этом роде. У нас сейчас шпионы в моде, сама понимаешь.

— Неужто у меня не хватит административного ресурса на один российский паспорт? — усмехнулась Прасковья.

— Может и не хватить, — покивал головой Гасан. — Потому что ты одна, а их много. Я имею в виду друзей твоих задушевных.

— Послушай, Гасан, — вдруг вспомнила Прасковья. — А зачем, на твой взгляд, тебе о Богдане рассказал Никаноров?

— Зачем рассказал Иван? — на секунду задумался Гасан. — Думаю, по дружбе. Дружба ведь она, как и любовь, очень по-разному выглядит, — он лукаво хохотнул. — Он, думаю, решил изменить мой взгляд на то, что ты меня бросила. Знаешь, как у нас в ресторанном деле. Если просто пьют — это пьянка. А пьют с тостами — мероприятие. Ивент, как в старину говорили. Так и тут. Если тебя жена просто так кинула — она…