— Я — лучше всех! — воскликнул Илья. — Читаем с Юлей ваш материальчик, не можем налюбоваться!

— Да… — чуть убавил оптимизма баритон. — Тут такое дело…

— Слушаю внимательно! — Илья уселся в кресло.

— Эмм… — после паузы начал Гриша. — Ты же понимаешь, у нас обозреватели… Они, как бы, имеют право печатать обзоры, которые не всегда совпадают с мнением редакции.

— И?..

— В общем, ты пойми, у нас продвинутое, современное издание. Европейский формат. То, что может нравиться мне, может не нравиться моему колумнисту… И наоборот… То есть я за тебя всеми руками, ты же знаешь! Но колумнист у нас чуть иного мнения… В смысле, не о тебе, конечно, а о твоих ребятках, с выставки…

Илья потер переносицу. Ему вдруг страстно захотелось очутиться сейчас рядом с Григорием, чтобы увидеть, с каким выражением лица тот вешает ему на уши лапшу.

— А ты у нас разве не самый главный редактор? — поинтересовался Илья. — И разве не ты регулярно получаешь от меня разную как бы спонсорскую помощь? Вот взял бы сам и написал эту «как бы рецензию»!

— Старик, пойми, я редактор, но не господь бог, — бубнил баритон, — я не могу вот так запросто переписать обзор. Свободу слова как бы никто не отменял!..

Без сомнения, надо было наведаться к Григорию лично — после фразы о свободе слова Илья с удовольствием съездил бы ему по лицу.

— Свирин, я понимаю, мой человек облажался… Бывает. Как бы сорри, от лица всей редакции, — скороговоркой извинился Гриша. В его голосе не было ни капли раскаяния. — Но у меня к тебе встречное предложение! — внезапно переключился собеседник и снова стал жизнерадостным до омерзения. — Раз уж ты наш постоянный… щедрый… эммм… клиент… Давай рубанем большое интервью с тобой в следующем номере. Завалимся к тебе домой — как мы в прошлом году делали, помнишь? — посидим, ты нам про контракт с японцами расскажешь, да и вообще, там, о планах на будущее… о чем захочешь! Свободный формат, два разворота, заголовок интервью вынесем на обложку…

— Гриша! — перебил его Илья. — В жопу твое интервью и твою обложку! Мне нужно опровержение! Одно маленькое, но очень внятное опровержение.

В трубке возникла напряженная пауза.

— Кхм! — подавился баритон. — Не могу!

— Да вы что, с Семаринским сговорились, что ли? — заорал Илья. — Я вас что, родину прошу продать?

— А что, Семаринский тоже? — обрадованно ухватился за соломинку Григорий. — Ну вот видишь, старик… если даже Семаринский не в восторге…

— Слушай сюда, гнида мелкая! — рявкнул Илья. — Первое — можешь свернуть свой говножурнальчик трубочкой и сунуть его в свою трусливую задницу. Второе — никаких больше денег, спонсорских пакетов или моей личной поддержки ваших, прости господи, фестивалей вегетарианской еды и чемпионатов по пинг-понгу в парке Горького ты не увидишь. Трахайтесь сами!

Гриша в трубке крякнул, но промолчал.

— И третье — постарайся со мной нигде лично не пересекаться. Понял?

Илья бросил трубку.

— А что с «Музеем сегодня»? — поинтересовался он у Юли мрачно.

— Та же фигня. Вот распечатка статьи, — она ткнула в лежащие на столе листки. — Можешь не читать, там почти слово в слово, как у Семаринского, про вторичность и непрофессионализм… Главред в отпуске, заграницей, трубку, ясен пень, не берет, а девочка-верстальщица вчера ночью сломала ногу. То есть даже если бы главред дал добро, технически верстальщица в больнице, и…

— Переделать они ничего не успеют, — закончил за нее Илья.

Оба помолчали.

— Илья, это все мои косяки. Я недоглядела. Можешь меня уволить, конечно… — подавленно произнесла пиарщица, — но если хочешь знать мое мнение, то это даже к лучшему. Я понимаю, ты хотел… эмм… сделать Татьяне приятное… — Юля бросила на него быстрый взгляд. — Но эти рецензии, они же ничего не значат! Ты же все понимаешь! Завтра будет новый инфоповод, и другие люди попадут под раздачу… Индустрия так и работает. К тому же, не мне тебе объяснять, что черный пиар в сто раз результативнее…

— Я-то понимаю! — с нажимом произнес Илья. — Но я — циничная скотина, у меня шкура пуленепробиваемая. И я лично вертел всех — и «Афишу», и Семаринского, да хоть самого министра культуры, если его что-то там не устраивает. А Таня…

Илья запнулся.

— Ты вообще представляешь, как себя чувствует человек, у которого случилась первая в жизни выставка? Лично я прекрасно помню, как несколько лет назад я сам подпрыгивал, словно дрессированная собачка, и заглядывал в лицо каждому, кто пришел глянуть на мои работы. Одного косого взгляда достаточно, чтобы перестать писать и решить, что ты абсолютная бездарность. А уж если об этом заявляют такие люди, как Семаринский…

Он вскочил и зашагал туда-сюда по кабинету.

— Юлька, меня поимели за мои же деньги! Я вообще ничего не понимаю. Это что, новый тренд — брать бабки и отскакивать? Типа, в стране кризис, руби бабло любым способом? Тоже мне, независимые эксперты! Я — заказчик, а они — исполнители! И за те деньги, которые я им отвалил, они должны были не просто положительную рецензию черкануть, а сделать из Татьяны нового Уорхола!..

Илья вдруг понял, что Юля растерянно смотрит куда-то за его спину. Обернулся — в дверях стояла Таня.

Дьявольщина!

— Привет! — после паузы сказала она треснувшим голосом. — А я вот отпросилась с работы… не могла там сидеть…

Илья лихорадочно прикидывал, слышала ли Татьяна последнюю фразу.

— То есть я настолько бездарна, что тебе пришлось платить