Чтобы не застрять безвылазно в лесу, который, казалось, находился в постоянном движении, Ката направилась обратно к углу дома. Она продиралась сквозь зеленый хаос, тянувшийся к ней и желавший поглотить с головой. На пути ей попадались замшелые поваленные стволы, остроконечные серые кучи, кишащие муравьями, растения, которые хватали за лодыжки и царапали или хлестали по лицу, свесившись со стволов, закручивались туда-сюда и вдруг выскакивали из земли, подобно шипастым булавам. Ката перешагивала через сплетенные ветви, лежащие на земле, словно мелкоячеистая сеть, протискивалась между колючих папоротников и целых отрядов стрекучих растений, названия которым она не знала, но быстро научилась защищаться от них. Мухи непрерывно жужжали над ухом, лезли в глаза и в рот, а кроме них, и букашки побольше: хоботок болтается, голова усеяна широко распахнутыми глазами…

Ката шла долго и наконец снова оказалась у угла дома, где остановилась и перевела дух. Если она не ошибалась, перед ней был не обычный, а девственный лес. Раньше она никогда не бывала в девственном лесу. Она-то думала, что они растут не на задних дворах, а в тропиках, опоясывая земной шар, и полны зверей с внимательными глазами, которые делят между собой сутки, прячутся друг от друга в норах, на деревьях, в иле, устраивают друг другу засаду и кусают друг друга, обездвиживают, разрывают в клочья, а растения напирают друг на друга, стараясь протиснуться поближе к свету, затеняют, подминают и душат друг друга…

Ката завернула за угол и тотчас увидела, что обошла весь дом по кругу и что сад перед домом больше не был пустынным. Под деревом в желтую крапинку сидела девочка, и Ката помнила, что видела ее раньше.

– Ну наконец-то! – закричала девочка, не вставая с места. – А я думала, ты не осилишь…

– Лесочек-то густоват, – отвечала Ката, строя из себя «крутую».

Они смотрели друг на друга, улыбаясь, а потом Ката присела рядом с девочкой и прижала ее к себе.

– Душенька моя милая, как я рада тебя снова видеть! – сказала она. Девочка не противилась, но по-странному застыла в ее объятьях. От нее приятно пахло листвой и землей.

Ката разжала объятья и спросила:

– Ты меня узнаёшь?

– Ну конечно, – ответила девочка. – С чего бы мне тебя не узнавать?

– Ты изменилась, – сказала Ката. С их последней встречи девочка вытянулась, похудела, но стала слегка сутулиться; ее волосы были черные, как смоль, подстриженные ежиком, и линия надо лбом идеально ровная – как по линейке. Она была в черной кофте и штанах, на шее – красный платок, контрастировавший с бледным лицом. Морщинки вокруг рта придавали ей суровый вид, а зубы казались более острыми, чем раньше. – Ты стала взрослее.

Девочка не возражала против этого и улыбнулась. Затем похлопала по траве рядом с собой, и Ката уселась.

– Ты ждала меня? – спросила она.

– Да, – ответила девочка и посмотрела сквозь ветви у них над головами.

– А как ты узнала, что я приду?

– А разве ты куда-то уходила?

Сейчас, по зрелом размышлении, Ката не была в этом уверена.

– Наверное, я просто спала, – наконец ответила она.

Девочка помотала головой. Лицо у нее было серьезное.

– Каточка, ты особенная. Тебе предстоит сыграть важную роль. Мне кажется, ты поселишься в этом доме.

– А что в этом особенного? Разве люди не живут в домах?

– А где ты была до того, как попала в этот дом?

Ката задумалась, но ничего особенного ей в голову не пришло.

– Не знаю…

– В отличие от меня и других здесь, ты пришла не снаружи. Те, кто в доме, – они всегда попадают туда снаружи.

– Кроме одного случая, – сказала Ката, поддавшись непреодолимому желанию улыбнуться.

– Ну?

– Когда рождаются. Родильные отделения – они ведь находятся в домах?

Девочка рассмеялась.

– Но это же по-другому, да? Тогда человек попадает в этот дом вместе со своей мамой.

– Да. Но тогда в дом заходит мама. А не ребенок: он тогда еще не сам по себе.

– Понятно. А может, ты еще и не родилась?

– Вполне возможно. Я себя часто так чувствую… А что это за дом? – спросила Ката, и ей почудилось, что дом еще раз изменился. – Он же сейчас больше, чем раньше, так?

– Это всегда один и тот же дом, – ответила девочка.

Они обе умолкли, и у Каты возникло ощущение, что они чего-то ждут. Если б у кого-нибудь из них на запястье были часы – циферблат со стрелками, бегающими по кругу, – то сейчас явно настал бы подходящий момент взглянуть на них.

Едва Ката собралась открыть рот, как на ее голову обрушился удар. Она ойкнула, быстро взглянула под дерево и увидела, как к ее ногам по траве подкатывается что-то круглое и желтое.

Девочка потянулась за этим предметом, ухватила его рукой и показала Кате.

– Ты его помнишь?

– Это же апельсин, – удивилась Ката.

– Да.

– А почему я должна его помнить? Разве он не с дерева упал?

– Не спеши. Смотри на него.

Ката рассматривала апельсин, но не могла вспомнить, откуда он. Зато понимала, что имеется в виду под словом «апельсин». Одновременно с этим она вспомнила, что такое «часы» – наручные часы, стрелки, время, – и в ее сознании начали тесниться различные мысли и образы. Ката вспомнила, как сидела у себя дома на Мысе, а на столе стояло блюдо, в котором лежал апельсин, и Ката увидела, как скатывает его с края стола на пол…

– Это было раньше в нашем повествовании, – сказала она, внезапно вспомнив. – Я была дома одна, настроение у меня было паршивое, и я думала, что позже все, что я видела и думала, будет забыто. Я сидела за столом в гостиной, потянулась к блюду с фруктами, которое стояло там, напоминая мне такую разновидность картин – натюрморт – изображение неживой природы. Взяла один фрукт, апельсин, причем не какой-нибудь, а именно тот, который ты сейчас держишь в руке, – она потянулась к апельсину и положила его себе на ладонь, – и скатила его со стола, а потом смотрела, как он укатывается под диван.

– А что ты тогда думала? – спросила девочка.

– Что позже я его найду, и тогда мне вспомнится этот момент, который я должна была уже забыть, про который я буду думать, что забыла его, – а на самом деле нет. Вот, я вспомнила.

– А что еще ты помнишь?

– Все. – Ката тихо засмеялась. – Я все помню! Улица вон там, – она указала на улицу, проходящую мимо дома, – имеет два названия. На этой стороне она называется Фьоулюгата, а на другой – Соулейяргата. А я – как эта улица.

– Совершенно верно, – девочка кивнула. – А как это?

– Две, но все же одна. Например, сейчас я по эту сторону улицы, а в то же время и по другую – я ее слышу.