– Олежа! – неожиданно раздался ее рассерженный голос, и Митрич, сгорая от любопытства, снова прильнул к стеклу. Он встал сбоку, так, чтобы Дина не смогла увидеть его, если вдруг случайно взглянет на дом.

Выловив из ведра какой-то предмет, она о чем-то разговаривала с Олегом. Судя по выражению лица, она была крайне недовольна чем-то. Олег с невинным видом пожимал плечами и нетерпеливо поглядывал по сторонам, после чего скрылся из виду. Некоторое время Дина смотрела сыну вслед, после чего швырнула предмет в траву и направилась к дому. Вскоре Митрич услышал, как заскрипела лестница. Значит, она поднялась к Бабуле.

Он решил спуститься вниз. Он на цыпочках прокрался мимо зловонной комнаты Бабули.

– Мама, я принесла тебе воды!!! – раздался ее вопль, и Митрич чуть не подскочил от неожиданности. Он быстро вышел наружу и, поминутно оглядываясь, направился к зарослям, куда минуту назад Дина выбросила странный предмет.

По мере того, как он приближался к кустам, в нем росло чувство тревоги, и, уже совершенно не боясь оказаться обнаруженным, он принялся копаться в траве.

«Крыса, – стучало в его голове. – Если это окажется крыса, я убью этого Олежу».

Наконец его руки наткнулись на что-то влажное и липкое. Юноша замер. Это была не крыса. Перед ним лежала огромная дохлая жаба без головы. Раздутое от воды бледное тело покрывали многочисленные дырки. Дырки, которые могли быть оставлены острым предметом. Например, гвоздем, примотанным к палке.

Шатаясь, Митрич направился обратно в дом.

Шел второй час ночи, но сон к Руте не шел. Она лежала с открытыми глазами, разглядывая тени старого вяза на потолке. В трубе завывал ветер, и она подумала, что этот заунывный вой в контрасте с мельканием теней на потолке отлично сошел бы за дешевый вариант фильма ужасов конца семидесятых, что-то про зомби или вроде того.

Рядом сопел Ярик, повернувшись к ней спиной. Они были укрыты каждый своим одеялом – это, конечно же, была инициатива Ярика.

«Завтра, очевидно, он вообще ляжет спать с Диной», – пришла ей в голову мысль, и она показалась ей настолько нелепой, что Руте захотелось расхохотаться, расхохотаться так, чтобы Ярик проснулся, хотя она прекрасно понимала, что на самом деле все было уже далеко не смешно. Ярик стал совершенно чужим, он постоянно избегал ее и весь вечер прокрутился на кухне возле Дины, задавая ей идиотские вопросы, типа: «А сколько нужно соли для этого блюда?» или «Живут ли тут малярийные комары?..».

Потом они немного посмотрели телевизор. Ничего интересного, какой-то старый фильм с гнусавым переводом. Потом были новости. Скучные сообщения клонили в сон.

…президент выразил одобрение по поводу программы, предложенной парламентом…

…террористический акт в Израиле… четырнадцать убитых…

Дина намеревалась выключить телевизор, как вдруг голос дикторши произнес:

«…и несколько слов об убийствах в Кемеровской области. Правоохранительные органы города признали, что, вероятно, братьям Шевцовым все же удалось вырваться из оцепления. Несмотря на беспрерывные двухнедельные поиски, никаких следов убийц в лесу обнаружить не удалось. Специально созданная комиссия по раскрытию данных убийств пришла к выводу, что преступники могли направиться в Гриднев и на время затаиться там… В любом случае, задача теперь значительно усложнилась, так как масштабы поиска расширены… Органы правопорядка снова обращаются к гражданам…»

На экране снова замелькали фотографии Ярика с Митричем, причем последний искренне ужаснулся, увидев себя.

– Боже, и эта ухмыляющаяся рожа – мое лицо? – пробормотал он.

– Все, ничего интересного уже больше не будет, – сказала Дина и щелкнула выключателем.

Глядя на тени шевелящихся лап вяза на потолке, Рута вспомнила, что известие о том, что их поисками занимаются все менее активно, никого не обрадовало. Более того, после этих слов Митрич стал совсем мрачным. Ярик предположил, что, возможно, это могло оказаться уловкой, чтобы усыпить их бдительность, на что Рута язвительно заметила, что если до этого Ярик был бдительным, то это чушь. Действительно, карабин уже который день пылился в гараже, да и она уже не помнила, когда в последний раз видела у Ярика пистолет, и была уверена, что он вообще забыл, куда его засунул.

Она засыпала. Ей снился отчим, он шел прямо на нее, держа в руках огромный тесак. Глаза его бешено вращались, влажные от крови штаны расстегнуты, и там что-то отвратительно булькало, словно в кипящем котле.

«Ты кое-что забыла, детка! – орал он, ковыляя к ней. – Забыла, забыла, забыла…» – повторял он как заведенный, не переставая потрясать тесаком.

Рута попятилась назад и уперлась в холодную стену. Оглянувшись, она увидела, что это огромный оранжевый дом, верхушка которого упиралась в небо. Стена была ледяной, она чувствовала крошащиеся под ногтями хрусталики льда.

«Странно, лед – и оранжевого цвета», – подумала девушка, несмотря на охвативший ее ужас. Дыхание перехватило, и Руте оставалось только стоять и смотреть на приближающегося монстра, который начал гореть. Волосы затрещали, нос обуглился, глаза лопнули. Ноги у горящего существа подкосились, и оно свалилось на землю. Тесак воткнулся рядом, на сверкающем лезвии заплясали блики огня.

«Сказку. Ты забыла сказку, моя девочка…» – прошелестело умирающее существо, и Рута проснулась, заходясь в беззвучном вопле. Рядом сквозь сон что-то буркнул Ярик и поплотнее завернулся в одеяло.

Сказку. Рута села в кровати. Ветер утих, луна перекатилась на другую сторону, и зловещие покачивания ветвей прекратились.

Девушка вытерла мокрый от пота лоб. Последний раз отчим снился ей очень давно, но такой кошмар она видела впервые. Дрожа всем телом, Рута пыталась привести свои мысли в порядок, как вдруг до ее ушей донеслось едва различимое поскрипывание. Звук шел от лестницы, и девушка замерла. Вязкую тишину нарушало только ее сердце, испуганной птицей колотившееся в груди, и это странное поскрипывание.

«Митрич, – пыталась успокоить себя она. – Он захотел воды или в туалет, вот и решил спуститься… А может, это Дина ходила наверх к…»

Внезапно ее поразила страшная мысль – это не Дина и уж, конечно же, не Митрич. Это старуха, мать Дины, и она крадется к ее комнате. Крадется, чтобы еще раз потрогать ее тело своими заскорузлыми пальцами. Эта мысль привела Руту в такой неописуемый ужас, что она чувствовала, как ее мочевой пузырь вот-вот самопроизвольно опорожнится.

«Дверь, – прошептал внутренний голос. – Дверь открыта, детка».

Девушка мигом слетела с кровати. Поскрипывание становились громче. Тот, кто спускался со второго этажа, теперь явно направлялся к их комнате. Затаив дыхание, Рута на цыпочках направилась к двери. Она шла с величайшей осторожностью, словно по столу, уставленному хрустальной посудой. Дрожащими руками она передвинула задвижку, закрыв дверь, и только после этого выпустила из легких воздух. Теперь она стояла, боясь шелохнуться, и прислушивалась, что будет дальше.