Вытаскиваю одну коробку. В мешке видно еще пять, смятых и скомканных. На одну из них попала одноразовая тарелка с кетчупом, и я склоняюсь над мешком, разглядывая, не веря; легкие сжимаются, уменьшаясь в размере.

Это приглашения на свадьбу. Он их выбросил.

Николас элегантно прогуливается по полю битвы туда-обратно, с высоко поднятой головой. Крутит в руке меч. Размышляет. А потом вонзает мне его прямо в сердце.

Оставляю коробочку на земле и возвращаюсь в машину, не обдумывая, не планируя дальнейшие шаги. Просто на автопилоте. Моя рана смертельна, и я пытаюсь уползти, спрятаться, чтобы умереть в тишине и спокойствии. Сознание смутно отмечает образ Николаса, стоящего на крыльце, и, кажется, я слышу свое имя, но инстинкт самосохранения уже кричит бежать отсюда изо всех сил.

В Моррис я не еду, свернув на шоссе. Поворачиваю, петляю, точно преступник с паранойей, удирающий от полицейской машины. На дорожные знаки я уже не смотрю и еду, куда глаза глядят. Важно только, чтобы он не нашел меня. Никто не должен увидеть меня в таком состоянии.

Только через пару часов нахожу место, где можно припарковаться: стоянку в рощице, которая спускается к озеру. Чуть дальше, метров через десять, стоит чей-то трейлер, но больше ни души – полно личного пространства. Прижавшись лбом к холодному рулю и глубоко вздохнув, меленько и часто выдыхаю. Больно. Так больно, что хочется снова стать той Наоми Уэстфилд, которая мечтала о том, как Николас выбросит приглашения и отменит свадьбу. Она бы сейчас праздновала.

Озеро с деревьями расплываются перед глазами. День пасмурный, туманный, не удивлюсь, если буду ехать, ехать и никогда не вернусь. Моррис останется только удаляющейся точкой в зеркале заднего вида, как я когда-то представляла.

На телефоне загорается огонек уведомления. Трясущимися руками отбрасываю его на заднее сиденье, где, надеюсь, он безнадежно потеряется. Закрываю глаза, но вижу только смятую коробку свадебных приглашений. А когда снова поднимаю взгляд на лобовое стекло, перед машиной будто бы стоит Николас, видение больного разума. Скрытая ярость поднимается внутри, прорывается наружу клокочущим громом. Обидел меня? Тебе будет гораздо больнее. Привычное состояние боевой готовности.

Он стоит, широко расставив ноги, словно ждет, что я сейчас включу двигатель и перееду его, но уходить не собирается. Одними губами я произношу единственное предупреждение: «Прочь».

Его губы отвечают: «Нет».

Мы смотрим друг на друга. Я отпускаю тормоз: машина дергается на пару сантиметров вперед. Глаза Николаса расширяются, но с места он не двигается, заявляет, что я блефую. Не очень умно. Жму на клаксон, но он даже внимания не обращает, опустив руку на капот машины, будто может остановить меня одним движением. К моему безграничному разочарованию, прикосновение я чувствую. Непростительно.

Я люблю его, люблю. Необязательно любить каждую мелочь в человеке, я люблю его всего. Он так ничего и не сказал тогда в ответ. «Скажи, что ты меня любишь» – только это. Но зачем, если он меня не любит? А как же та записка, где он называл меня самым прекрасным человеком из всех, кого знает? А тот браслетик? Он же сохранил его. Такая мелочь, а он сохранил.

Я отказываюсь верить, что мы все еще по разные стороны баррикад, но у меня также есть плохая привычка не замечать реальность.

Туман только усилился, дорога тоже едва различима, так что я, выезжая с парковки, включаю дальний свет. Сидеть на одном месте долго нельзя, иначе просто взорвусь. Выдуманный Николас растворяется в ярком свете от одного взмаха руки.

Лишенное брони, нежное беззащитное сердце продолжает придумывать варианты объяснений. Такой защитный механизм. Может, он любит тебя, просто больше не хочет жениться. Не так и плохо. Все останется так, как сейчас. Все наконец снова хорошо, пусть и не всегда просто.

Но потом я вспоминаю, как Николас встал на одно колено, и весь остальной мир просто исчез. Как он с беспокойством и тревогой смотрел на меня, предлагая в руке свое сердце. «Ты не можешь быть просто моей девушкой. Мне нужно, чтобы ты стала моей женой».

Судя по всему, больше не нужно. Может, он любит меня только на восемьдесят процентов. Нет. Не существует такого – любить кого-то на восемьдесят процентов.

Согласна ли я остаться с этим мужчиной, если окажется, что он действительно любит меня, но просто не хочет надевать на палец кольцо? Может, когда-нибудь он передумает. Может, он не собирался выбрасывать те коробки с приглашениями, хотел убрать в кладовку и просто перепутал мешки. Это просто случайность, недопонимание, и когда-нибудь мы над этим посмеемся.

Ну или через пару месяцев Николас найдет себе кого-нибудь другого. Эта незнакомка будет спать на покрывале с пальмовыми листьями, которое мы с ним выбрали вместе. У нее будет фиолетовая дверь и узенькая спальня между двумя комнатами, которая однажды может стать детской. Это ей будет улыбаться Николас, ее кожи касаться, в ее волосы утыкаться во сне. У нее будет Николас.

Можно было бы притвориться, что я не заглядывала в мусорку. Прямо сейчас поехать домой, придумать какую-нибудь отговорку. Скажу, что, бросив его джип на дорожке с ключами в замке зажигания, я поддалась непреодолимому желанию сесть в свою машину и поехать в торговый центр. И не скажу, что видела в мусорном баке, и тогда будто ничего и не было. Не помню только, убрала ли я коробку обратно и завязала ли мешок. Надеюсь, что да. Если просто так бросила, он поймет, что я их нашла.

Сегодня то, что произошло ночью, кажется бессмысленным. Как я могла так сильно ошибиться? Может, он занимался любовью со мной только потому, что провел за рулем всю ночь и устал. Он был не в себе. А проснувшись, пожалел о случившемся, возможно, решил, что я воспользовалась его состоянием, и теперь злится на меня. Думает, что я его провела.

Время летит стремительно, а я еду и еду. Уже стемнело. Несмотря на мольбы, дорога неотвратимо ведет меня в Моррис. До сих пор не решила, что буду делать. После заправки наличных у меня не осталось, только кредитная карточка. Стоит мне оплатить ночь в отеле, и в ту же секунду у него в телефоне мигнет уведомление, потому что счет у нас общий и при каждом списании приходит сообщение.

Я ужасно хочу есть, потому что сегодня даже не завтракала, так что останавливаюсь на парковке «У Джеки», заказываю два больших пакета с собой и ем, сидя на капоте машины; теплая еда согревает озябшие пальцы. Я знаю, что сейчас будет. Знала с той секунды, когда отдала кредитную карточку кассирше и смирилась с неизбежным, поэтому и бровью не веду, когда на соседнем парковочном месте останавливается джип «Гранд Чероки».

Просто смотрю прямо перед собой и ем картошку фри, чувствуя на себе его взгляд. Он этого хотел? Либо я знаю его лучше, чем кто-либо на свете, либо не знаю совсем. Других вариантов не существует.

Николас выходит из машины. Краешком глаза я замечаю, что в руках он сжимает помятую коробку с приглашениями, и в горле жжет, точно от кислоты.

– Наоми.