— Не слишком ли велика плата за честь княжескую?

— Чего поперся, князь, во Псков? Какая нелегкая тебя понесла?

— Хватит кровушкой нашей честь княжескую тешить! Не хотим! — раздались возмущенные выкрики. Новгородцы зашумели, заволновались.

Князь хотел было напомнить, что он проливал кровь за Великий Новгород, но его никто не слушал. Всяк кричал свое:

— Не хотим!

— Долой!

— Гнать Ярослава из Новугорода! Взашей его!

Князь от досады и обиды погрозил толпе кулаком, рванул с головы шапку и швырнул ее под ноги.

— Видит Бог, с добром пришел я к тебе, Великий Новгород, но ты своеволен и глуп! Тешься собой! — И, сделав паузу, угрожающе добавил: — Пока еще есть время.

Ярослав резко повернулся и ушел в терем. Народ еще покричал, поволновался, но, не видя князя, разошелся.

— Вот что, Мотька, дуй-ка ты домой. Пожитки наши перетащи на двор купца Ермила Стогуда, у меня с ним договор, а лошадей и оружие доставь на княжеский двор. Там заночуем, коли удастся поспать ноне. Поспеши, одежду, что в поход беру, тоже прихвати! — уже вслед убегавшему слуге крикнул Андрей.

Утром новгородцы были удивлены и ошеломлены: площади и улицы города заполонили вооруженные дружинники из Переяславля, по зову князя пришедшие ночью. Когда лучшие градские люди пришли, возмущенные, к Ярославу, то тот заявил, что дружина его в Новгороде по зову его и поведет он ее на немецких рыцарей. В поход тот князь зовет и новгородцев, и псковитян. Новгородцы не поверили заверениям и призывам Ярослава. Они были недовольны тем, что с приходом большого войска цены на хлеб, мясо, овощи возросли неимоверно и стали недоступны большинству горожан. А псковитяне, зная, что Ярослав способен на коварство и жестокость, заручились поддержкой рыцарей рижского ордена. Когда же князь потребовал выдать ему клеветников и самим идти на Ригу, то псковитяне ответили ему отказом и, как бы в насмешку, прислали со своим решением только одного человека. Грек — так звали посла Пскова — зачитал ответ псковитян:

«Князь Ярослав! Клянемся тебе и друзьям-новгородцам, что братьев своих не выдадим и в поход не пойдем, ибо свеи нам союзники. Вы осаждали Колывань, Кеси и Медвежью Голову, но брали везде не города, а деньги. Раздражив неприятелей, сами уходили домой, а мы за вас терпели беду. Наши горожане положили свои головы на берегах Чудского озера, другие были отведены в плен. Теперь восстаете против нас, но мы готовы ополчиться со Святою Богородицею. Идите, лейте кровь нашу, берите в плен жен и детей: вы не лучше поганых!»

Ярослав был возмущен ответом Пскова. Он приказал ударить в вечевой колокол.

Новгородцы собрались на Ярославовом дворище обозленные, негодующие, ибо князь обещал вывести переяславскую дружину за стены города, но не исполнил своего обещания. Когда же он зачитал послание псковитян и потребовал ополчить новгородскую дружину, то заполненная народом площадь всколыхнулась ревом тысяч глоток:

— Псков нам не надобен!

— Князь! Уводи дружину и уходи сам из Новугорода!

— Долой! — кричали новгородцы, надрываясь.

Подогреваемая криками толпа противников Ярослава угрожающе надвинулась на степень, на которой стоял князь. Немногочисленную охрану притиснули к каменной глыбе.

Ярослав был бледен, смотрел исподлобья. Он понимал, что два десятка гридей охраны не остановят разъяренных новгородцев, а переяславские дружинники хотя и были недалеко, да пребывали в неведении. Князя могло спасти только чудо, и оно свершилось.

На высокую степень новгородского веча, поддерживаемый чернецами, с величайшим трудом поднялся владыка новгородский Антоний. Сняв с груди большой серебряный крест, он простер его над толпой, и словно выросла стена непреодолимая, о которую разбился гнев народный и негодование. Толпа стихла. Голос Антония был тих и понятен немногим. Но то, о чем он говорил, мгновенно разносилось по площади из уст в уста.

— Дети мои, — угадывали слова впереди стоящие. — Смирите злобу свою, ибо говорит в вас не забота о благе, а гордыня. Пагубны ваши действа и греховны помыслы. Не гневите Бога! Расходитесь по домам!

И на удивление, потолкавшись еще немного и посудача, горожане начали расходиться.

— Уходи из Новгорода и ты, князь. Не след тебе вдругоряд испытывать судьбу.

Ярослав склонил голову:

— Благослови, отче.

Антоний перекрестил князя и уже совсем ослабевшим голосом произнес:

— Прощай, князь. Больше не свидимся. Путь мой в Хутенский монастырь. Знать, грешен. Лишил Господь и сил, и голоса. Прощай.

Это были последние слова, произнесенные Антонием. Больше никто его не видел и не слышал. До самой смерти он не покидал своей маленькой кельи и не произнес ни слова. А Ярослав на следующее утро, оставив своих сыновей Федора и Александра в княжеском тереме под присмотром бояр, увел дружину в Переяславль-Залесский. В Новгороде, наряду с боярами-воспитателями и слугами, князь оставил и Андрея, доверив ему и еще двум десяткам гридей охрану княжичей.

Лето стояло жаркое, хлеба сохли, и народ молил Господа о дожде. Наконец в начале августа небо затянули тучи, и хлынул на иссохшую, потрескавшуюся от зноя землю долгожданный дождь. Он лил день, два, три… лил неделю, месяц. Хлеба полегли и гнили от влаги. Даже первый покос, хотя и скудный, и тот погиб. Голод угрожающе надвинулся на новгородцев.

Небо словно прохудилось. Прошли сентябрь, октябрь, а дождь все лил и лил не переставая.

— Откуда напасть такая на нас навалилась? — недоумевали новгородцы. — За какую такую провинность нас Господь карает?

Поползли слухи, что виной всему владыка Арсений, сменивший онемевшего Антония. Разгневанные новгородцы выволокли Арсения из архиепископского дома и поволокли к полуразрушенному наводнением мосту через Волхов, чтобы бросить его в воду. Но священнослужитель вырвался и скрылся в Софийском соборе, а оттуда тайно перешел в Хутынский монастырь.

Новгородцы, обеспокоенные надвигающимся голодом, непрекращающимися дождями, отправили посольство в Переяславль-Залесский звать князя Ярослава на стол, но тот отказался, а Андрей по тайному повелению князя вывез княжичей из города и тем самым еще больше озадачил горожан. Спешно собрали вече. Судили-рядили и решили пригласить на княжеский стол черниговского князя Михаила. Но посольство новгородцев было перехвачено дружинниками князя смоленского, друга Ярослава, и брошено в земляную яму.

Докатились невеселые новгородские новости и до Чернигова. Князь Михаил, попировав на свадьбе своей дочери, сосватанной за ростовского князя Василия Константиновича, поспешил в Новгород. Своим согласием сесть на княжеский стол он успокоил новгородцев, а клятвенно заверив вече, что не нарушит прав и вольностей, данных городу еще Великим Ярославом, поверг их в восторг. В каждом доме славили Михаила и благодарили Господа за то, что ниспослал им такого князя. Новгородцы настолько обрадовались приходу черниговского князя, что не тронули приверженцев Ярослава, лишь наложили на них денежную пеню: в наказание те должны были построить новый мост через Волхов.