На третий день удалось заночевать на постоялом дворе. Вирке нехотя отстегнула от пояса кошелёк, буркнув, что она одна среди нас умеет зарабатывать, а остальные лишь тратят, но Брианна фыркнула, спрыгнула на землю и умчалась в неизвестном направлении. Спустя какой-то час, когда нам принесли едва поспевшее жаркое, вернулась с тугим кошельком и таинственным видом.

– Без тебя обойдёмся, – кинула она на стол горсть монет. – Не думай, что ты незаменима.

– Бри, опять?! – простонал я.

– А что? – подбоченилась она. – Ты, благородный, что-то имеешь против? Небось и лошадку краденую не вздуздал и не считаешь своей собственной? Скажи ещё, что с воровкой позорно дело иметь!

Я проглотил обиду: и правда, не мне ратовать за честность. И не только потому, что замышляю убийство советника, но и потому, что пегий и правда оказался отличным конём, расставаться с которым я не желал даже под страхом быть пойманным с чужой собственностью в уздечке.

– Я тебе пирога с луком взял, как ты любишь, – вместо перепалки я подвинул к подруге угощение. Та хмыкнула и довольно запустила в него зубы, бросая на Вирке взгляды неясного содержания.

Всё-таки ума нам явно недоставало. Ладно Вирке: её голову занимала одна месть, сжигающая все мало-мальски грамотные доводы, но я-то хорош! Куда полез? До государственного переворота явно не дорос, да и женщины собирались пробраться в замок с куда менее серьёзной целью. Действительно ли я хотел убить Рикмаса или всего лишь пытался найти хоть какое-то настолько опасное дело, чтобы не думать о том, о чём думать не хотелось? Да какая разница?! Главное вытащить ведьм из Круга и убедиться, что сестра в безопасности. А потом… Потом можно и повеселиться.

Места в таверне почти не осталось: в каждый уголок рачительные хозяева измудрились втиснуть столик, расставить скамьи и стулья настолько плотно, что крутобёдрые служанки едва протискивались, пробиваясь между постояльцами в обнимку с доверху наполненными тарелками. Крошечный постамент, чудом уместившийся в самом тёмном углу у кухни, где сажать гостей совсем уж неприлично, тоже не пустовал: лютнист, выскочивший на сцену под строгим взглядом хозяина заведения, настолько рослого, что ходил, пригнув голову под не таким уж низким потолком, торопливо настраивал инструмент.

– Так как ты планируешь провести нас во дворец? – не таясь, поинтересовалась у матушки захмелевшая и осмелевшая Вирке.

Куда более осмотрительная Иона шикнула:

– Милая, без лишних слов! Мы же не одни здесь.

А я уже высматривал самые любопытные уши, прикидывая, которые из них следовало бы оборвать, а какие можно до поры оставить на месте: полутрезвый розовоносый старичок, сползающий под стол, подозрений не вызывал, как и прогуливающиеся по залу ярко накрашенные девицы в вызывающих нарядах; девицы многозначительно подмигивали мужчинам, дважды останавливались возле меня, предлагая отлучиться, дабы получить немного незабываемых впечатлений, и, выслушав вежливый отказ от меня, куда менее вежливый от Брианны или насмешку от Вирке, вновь ныряли в толпу, чтобы вернуться, как только сделают очередной круг. Я больше беспокоился о сплетничающих через столик мужиках, что успели уже перемыть косточки всем общим знакомым и теперь озирались в поисках новых тем для беседы. Это всё сказки, что бабы болтливы. Куда более болтливы мужики, а уж выпившие… Словом, такие долго держать секрет не станут, и всё интересное перескажут, слегка (или не слегка) приукрасив, при первой же возможности. И на молчаливого вооружённого до зубов наёмника я тоже старался не смотреть лишний раз, но из поля зрения не выпускать. Он словно бы подрёмывал, не мешая присевшей тут же, за неимением других свободных мест, компании парней, но те всё равно жались на противоположной половине стола и беседовали куда тише, а пили куда меньше, чем стоило бы в их возрасте и, судя по недешёвой одежде, положении.

– Вирке, а какие края тебе бы хотелось посетить, когда вся эта история завершится? – попытался сменить тему я.

– Что-то я не вижу, чтобы она собиралась завершаться! – беззаботно закачалась на ножках стула сестра. – Мы ведь пока не обсудили, как пролезем во дворец и доберёмся до Рикмаса!

Я едва не застонал в голос – не бывать сестре шпионкой, ой не бывать! – и осторожно отодвинул подальше кувшин с вином, начиная озираться уже на полном серьёзе. Быть не может, чтобы хоть один служка короля в таверне не затесался!

Благо, музыкант закончил своё нелёгкое дело и ударил по струнам, на мгновение заглушая гвалт, тут же, впрочем, ставший вдвое громче, дабы разговор продолжался, несмотря на досадную помеху.

– Джига! – вскричала Вирке, подскакивая и почти роняя стул: упал бы, не будь зал донельзя забит, а так лишь опёрся спинкой на спину соседа. – Идём танцевать!

– Здесь? Вирке, тут и мухам тесно, – отмахнулся я.

– Ты же хотел! – напомнила сестра. – Помнится, не так давно горел желанием! Теперь моя очередь! Пошли! – и тонкая фигурка ловко крутанулась, обходя столики. – Не пойдёшь – найду кого другого, посговорчивей!

Она, не кидая слов на ветер, подхватила за локоть первого попавшегося парнишку и потащила поближе к подмосткам.

Тощий, прыщавый, угловатый почти мальчишка сделал робкую попытку спрятаться за товарищей, но те лишь подтолкнули, мол, не упусти шанс! А Вирке и не смотрела на партнёра, знай себе расталкивала отвлекшихся на выпивку мужиков и нерасторопных служанок, как вёрткая ладья, скользя вперёд.

Наконец, стала на пятачке у подмостков, с трудом заставив выпрямиться перепуганного, похожего на криво вбитый в стену гвоздь, парнишку, и ударила каблуками в такт струнам. Гостям-то что? Была бы брага на месте, да вовремя закуску подносили, а кто пляшет под боком, тот пусть себе пляшет. Тем более, в джиге руки держат по швам, не рискуя угодить сидящим окрест по макушке, так что и смотреть не на что. Попляшут – сядут. Но леди Ноктис де Сол, может, и не считалась лучшей во всём, за что бралась, но всегда умела произвести впечатление.

Она мотнула головой, разметав по плечам небрежно перехваченные обрывком бечевы волосы, лёгким движением распустила ворот рубашки, чтоб не мешал, скинула узкую кожаную жилетку прямо на пол и гордо, как может только высокородная, выпрямила спину. Невдалый танцор снова принял форму кривого гвоздя, вытаращившись на самую прекрасную грудь из тех немногих, что он повидал при жизни, а я стиснул кулаки под столом.

Удар – шаг!

Мах ногой – шах!

Прыжок – удар – мах – шаг!

Парнишка не успевал, путался в собственных конечностях, краснел и неумело сбивал дыхание; а Вирке ухмыльнулась, и я ни на мгновение не сомневался, что ухмылка предназначалась мне, и цапнула мальчишку под руку, одновременно отпихивая с дороги помешавший стул, с которого только успел приподнять седалище, потянувшись за утиным крылом, рослый детина. На место детина уже не вернулся, замерев с протянутой к печёной птице пятернёй и восхищённо глядя на веселящуюся ведьму.

Шаг – прыжок!