— Они никогда и не выводились, — мгновенно заявил тот. — Шаманизм в славянской культуре существовал всегда.

— Но ведь даже слово какое-то нерусское!

— Почему нерусское? — Мешков чуть приподнял шерстистую завесу бровей. — Ша — духи ночи и подземного мира. Манить — звать, взывать, обращаться. Шаман — исконно славянское слово. На тюркских языках — кам, отсюда — камлать.

Терехов не рискнул ввязываться в спор с исследователем шаманизма, взял ложку, но пища теперь показалась безвкусной, не хватало соли. Его покладистость и молчаливое признание аргументов только добавили лекторского азарта.

— Шаман — не чудотворец, не волшебник и колдун. Он — связующее звено между людьми и духами, проводник их воли. И у каждого шамана есть свой путь. Но в любом случае он всего лишь инструмент общения между реальностями. Всё христианское священство имеет такие же корни, отсюда и церковные таинства в алтарях. Вы как музыкант понимаете: от настройки инструмента зависит гармония извлекаемых звуков, чистота исполнения. Я настраивал и совершенствовал свой инструмент многие годы. Вам он достался спонтанно, и не от Ланды — по воле духа шаманки, воплощённого в её тело. Самые сильные шаманы чаще всего возникают помимо своей воли. То же самое произошло с Ландой. Она существует под могущественным эгрегором и давно уже не управляет собой. Как личность — не представляет интереса, но через неё можно исследовать природу духа. Он всецело руководит ею, все попытки решить что-либо самостоятельно приводят к таким казусам, который случился с вашим напарником.

Андрею казалось, что сейчас Мешков проговорится, зачем ему нужна картина, однако он оперировал некими хрустящими на зубах терминами и понятиями исключительно в пределах допустимого. И про полотно даже не заикнулся, верно, полагая, что договор по нему состоялся, детали обсуждению не подлежат и осталось лишь реализовать его.

Терехов дважды подсаливал блюдо, но так и съел его пресным — соль у боярина оказалась слабая или притупились вкусовые ощущения. Тем временем из чума, как по команде, вышла подавальщица и принесла медный кипящий чайник. Не поднимая глаз, она наполнила кружки каким-то отваром, открыла баночку с мёдом, зачем-то слизнула его с края, а крышку вытерла пальчиком и демонстративно его обсосала. Всё-таки нравы у домочадцев боярина были не боярские, и аппетиту не способствовали, хотя Терехов особой брезгливостью не страдал. Покачивая пышным бюстом, она удалилась и нырнула обратно в чум, закрыв вход шкурой.

Её краткое появление несколько урезонило лекторский пыл, шаман замолк, последил за движениями женщины и сострадательно покачал головой.

— Моя жена Дарута, — представил он, когда та исчезла. — И творческий союзник. Её восприятию я доверяю. Она чувствует тончайшие энергии и самая выносливая. Но смотрите, в каком состоянии... Переизбыток энергии сравним разве что с солнечным ультрафиолетом. Может получиться красивый загар, а может и ожог, от которого слезает кожа. Видите, как страдает?

Ему, наверное, было виднее, потому что Терехов ничего особенного, кроме покорно опущенных глаз и женственных движений, не заметил. Она скорее напоминала рассерженную и обиженную жену, которая поссорилась с мужем и, скрывая это, подаёт на стол, не глядя на присутствующих. И как-то стало неуютно распивать чаи и продолжать застолье, когда хозяева страдают от твоего присутствия и шарахаются, как от прокажённого. К тому же отвар оказался огненным, залпом не выпить, и ещё заметил, что боярин готовится к следующей лекции, выдержать которую уже не хватало никаких великих шаманских энергий.

— Ну, спасибо за угощение! — Андрей встал. — Извините за причинённые неудобства. Мне пора...

Мешков подскочил, враз забыв о сострадании к ближним.

— Не обращайте внимания! Пусть вырабатывают иммунитет. Полезный тренинг! Сегодня к полуночи у нас начнутся ночные бдения. Без купания, это своеобразные медитации. Я за вами пришлю. Вы просто обязаны испытать свои приобретённые возможности!

— Пожалуй, не присылайте, — изображая занятость, отозвался Терехов. — Возможно, я сегодня исчезну на всю ночь.

Он хотел спросить, куда, но догадался и просиял.

— В добрый путь! Я буду ждать возвращения.

— Не обольщайтесь, — предупредил Терехов, на ходу придумывая причины. — Возможно, не уеду. Жду сигнала.

— Это я понимаю! Без сигналов она не принимает.

И, не договорив, вдруг вскочил и отшатнулся. Некую вспышку Терехов сначала увидел отражённой в его глазах, после чего обернулся в ту сторону, куда смотрел шаман, и тоже встал. Над далёкими горами, в той стороне, где были чертоги Ланды, взошла ещё одна заря, осветив часть облачного неба. Этот свет будто слизал тучи, вычистил небо, образовав уже знакомый проран, и от земли, откуда-то из-за горных вершин, медленно вознеслось светящееся дымное кольцо. Сначала густое и плотное, оно разматывалось, как собранный чулок, растягивалось в протуберанец и уходило в яркую синь неба.

— Вот вам и сигнал, знак! — определил шаман. — Послан из чертогов! Это энергетическое кольцо! Так раскручивается канал перехода из реальности в реальность.

В этот момент из машины вышел бородач и, страдальчески держась за голову, высказал своё предположение:

— Опять ракету запустили. Первая ступень отлетела.

Мешков последил за разматывающимся кольцом и глянул на Терехова, пытливо подняв брови.

— Вы как считаете? Что это значит?

— Канал перехода, — уверенно заявил тот. — Вы правы!

И чуть было ненароком, от взволнованности, не выдал

тайну этого знака: Ланда палила в огне свои полотна! Она

будто услышала, чего хочет шаман, и решила их сжечь. Терехов сразу же об этом подумал, едва завидев пущенное от земли кольцо, только не ожидал такого грандиозного зрелища. И впрямь где-то над чертогами пыхнуло так, словно зажгли или взорвали нечто космическое. Чёрная сова обещала показать фейерверк и предупреждала, что он непременно увидит тот момент, когда запылают её окна в параллельный мир, если иногда будет смотреть в небо.

Когда там всё погасло, Мешков со знанием дела подтвердил:

— Да, так сгорает материя между светом и тенью, — и остался в недоумении. — Но что это значит? Как она делает это?

Картины «Слияние», которую так жаждал заполучить шаман, больше не существовало, и Терехову очень уж хотелось сказать об этом, чтоб уесть, уязвить самодовольного владыку Укока. Но вместо этого он хватил горячего чая, обжёгся и отставил кружку.

— Мне пора!

Неизвестно, какую энергию ощутила боярская команда и отчего впала в похмельную депрессию, но Терехов уходил из шаманского стана с чувством, словно бежит из дурдома, где всё насыщено незримыми, неосязаемыми бациллами болезни. А за ним, как тундровая мошкара, несётся эта серая, кровососущая туча, способная разъесть плоть, разум и чувства. Безумие тоже имело форму летучей проникающей энергии.