Река была широкой и при этом короткой. Возмущённый Терехов унимал чувства и не заметил, как её пролетел. Впереди обозначился неохватный простор: вместо мороза начиналась вторая зимняя напасть Заполярья — метель. Ветер был попутный и лишь иногда срывался в боковой. Огромные ледяные поля оказались причудливо переколотыми и напоминали битый хрусталь, по которому ветер гнал бесконечную позёмку. Казалось, что лёд светится сам по себе, словно где-то в озёрных глубинах горят фонари. Берегов в снежной круговерти не было видно, пока не начало светать. С обеих сторон показались невысокие плоские горы с осыпями и обрывами, откуда однажды сорвались и замёрзли водопады, ручьи и речки, а леса вдоль воды стояли в льдистом тяжёлом куржаке.

Навечно замороженный, прекрасный и пугающий мир. И одновременно уже привычный, почти такой же, как на Ямале, да и на всём Заполярье.

Андрей прижал снегоход к правому берегу и остановился, заглушив двигатель.

— Плато Путорана, — тоном гида сказал он. — Где тебя высадить?

Алефтина скинула капюшон и осмотрелась: рассвет был тусклый, день метельный, прикрываться маской ей не потребовалось. В сумраке она видела лучше него и что-то далеко впереди заметила.

— Нам туда, — махнула неопределённо рукой.

— Как выглядит твой портал? Что это: ворота, какой-нибудь фасад, строение?

— Не знаю, — почти смиренно призналась спутница. — Наверное, игра светотеней... Мне нужно звёздное небо!

Пока клубились над озером серые сумерки, Терехов не проехал — пролетел ещё километров двадцать вдоль одного берега, но она вдруг постучала ему в спину и указала на невидимый другой.

— Езжай туда!

Он пересёк озеро почти под прямым углом и увидел точно такие же осыпи, обрывы с застывшими и повисшими в воздухе мелкими речками. Само плоскогорье уже скрылось в темноте полярной ночи и низких туч. Двигаясь вдоль берега на небольшой скорости, он включил свет и через некоторое время заметил какое-то строение в прибрежном лесу. Терехов подъехал ближе, осветил его фарой-искателем: какая-то изба, сколоченная из брёвен, досок и ящичной дощечки. Вокруг ни единого следа — сугробы, занесённые снегом глыбы, ледяной надолб замёрзшего ручья...

Андрей погасил свет.

— Это твой портал?

Алефтина некоторое время всматривалась в темноту, беспомощно рыская взглядом. И произнесла серьёзно, не услышав насмешки:

— Нет... Это же какой-то приют. Для туристов. Я ошиблась.

— И куда теперь едем?

Бросок до озера и путь по его льду вроде бы выветрили весь гонор из спутницы, но тут она вновь встрепенулась.

— Не знаю! Ищи сам!

— Я должен искать? — изумился Терехов. — Да я не имею представления, как он выглядит. Что это — дыра в небе, в горах, в озере?

— Я тоже никогда его не видела! — огрызнулась спутница. — Но ты мужчина!

Он хотел припомнить ей недавние слова про жлобство, но промолчал, поскольку чуял, что обида давно уже выветрилась.

— То есть ты хочешь, чтобы я сам нашёл портал?

— Да, я так хочу! Потому что я женщина!

Надо было бы удержаться от сарказма, проявить мужество — не хватило терпения.

— Вот как? А я уже начал сомневаться.

И ещё не закончив фразы, ощутил, как оскорбил её. Спутница спрыгнула с сиденья и пошла по льду, едва держа равновесие на скользких подошвах кожаных торбасов. Через несколько метров упала и поползла на четвереньках, поскольку встать уже не смогла. Терехов догнал, попытался поставить на ноги — вырвалась.

— Я могу! Я могу сама найти портал! Но мне нужно звёздное небо!

— Ладно, садись, поехали, — примирительно предложил Андрей. — Прокатимся вдоль берега, посмотрим места...

— Пойду пешком! — заявила чёрная сова, отползая. — Ты можешь ехать. Куда хочешь! Я больше не держу.

Андрей поглядел, как она скользит, елозит, пытаясь встать на ноги: если не корова на льду, то беспомощная курица с распущенными крыльями...

Догнал, схватил в охапку и принёс к снегоходу.

— Считаешь меня мужчиной — повинуйся, — и посадил верхом на сиденье. — Если не считаешь, терпи насилие. Тут командую я.

— Ты всего-навсего поводырь!

— Вот и поведу!

— И найдёшь портал? — задиристо спросила чёрная сова и словно всхлопнула крыльями.

— Если он есть — найду.

— Он есть!

Непонятно почему, но Терехова тянуло к правому берегу. Он заправил бак, посчитав канистры с топливом: если расходовать экономно и не метаться по озеру, на обратный путь должно хватить. Потом запустил двигатель и пересёк гигантское ледяное поле к противоположному берегу.

Как искать этот портал, он представления не имел, да и, в принципе, не искал, просто ехал, рыскал фарой по обрывам и прибрежным там лесам на откосах и спонтанно к одному из них причалил — был хороший заснеженный подъём и ровная площадка среди лиственниц. А за ней с невысокого обрыва ещё недавно текла речка. Мелкоструйная и немощная, она первой попала под мороз и застыла, как текла, — в плотную решётку белых сосулек, напоминая теперь разинутую пасть кашалота. Терехов покосился на спутницу и хотел уж было пошутить: мол, вот тебе портал, и совсем рядом, но удержался, опасаясь, что обидится.

— Здесь дров много, — вместо этого объяснил он.

— Место похожее, — вдруг заинтересованно оценила спутница. — Уже где-то близко! Почти рядом! Только нужно подняться на плато.

Терехов ещё раз покосился на обрыв с сосульками, хмыкнул про себя и промолчал. Несмотря на свой горный статус, снегоход бы никогда не поднялся по осыпям, откосам и руслам малых речек из-за невысоких, но отвесных стенок.

— Ставим чум, — отрубил он. — Я готовлю дрова, ты зачищаешь площадку.

И вручил ей пластиковую лопату.

Уже через час они сидели у топящейся печки и ели каждый свою пищу. Общим был только чайник, куда Терехов набил льда из речки, ведущей к «пасти кашалота», и теперь они слушали, как шумит, закипая, талая вода. У спутницы пробудился аппетит, даже не смущал запах разогретой тушёнки. И разговор у них начался застольный, какой-то семейный.

— Здесь должен быть пологий подъём в горы, — предположила Алефтина. — По руслу этой речки... Она течёт в каньоне и без водопадов. Как на границе тьмы и света. Помнишь? Сейчас попробую воду. Если вкус совпадает...

Её фантазии иногда становились беспредельными, и надо было привыкнуть к ним, чтобы терпеть.

— Говоришь так, будто уже была здесь, — прошептал он: голос после морозного воздуха и ветра в тепле садился в нуль.

— Много раз видела портал, — призналась она. — В воображении... И даже написала картину. Она называлась «Слияние».

Он хорошо помнил это полотно и никак уж не подумал бы, что на нём изображён портал.