Я подвожу ее к двери, а сам захожу за угол домика.

Потом вытягиваю руку и резко опускаю.

– Давай!

Проститутка делает шаг вперед и шесть или семь раз стучит в дверь. Она смотрит на меня, и я машу ей рукой, чтобы она убиралась к черту. Затем шагаю в тень и оказываюсь в Комнате Тринадцати Дверей. Я пересекаю ее и подхожу к Двери Памяти. Обрез лежит рядом с ней. Я специально оставил его здесь, когда вышел из Авилы, опасаясь, что у Паркера есть обнаруживающие оружие заклинания.

Я прохожу через дверь внутрь бунгало. Паркер здесь. Он приложил руки к двери и пытается определить, кто там снаружи.

Я нахожусь в ванной. Аллегра и Видок лежат на полу – со связанными руками и ртами, заклеенными скотчем. Я прикладываю палец к губам, чтобы они молчали.

За унитазом – вантуз с деревянной ручкой. Я беру его и устремляюсь к Паркеру. За шаг до него я ломаю деревянную ручку на две части и втыкаю острый конец более длинного обломка ему в спину.

Паркер кричит от боли, и звук его голоса отбрасывает меня к противоположной стене.

Затем он оборачивается с улыбкой и бьется спиной о стену так, что обломок деревянной рукоятки протыкает тело насквозь и выходит через грудь. Он поднимает руку, выдергивает его и бросает на пол.

– Забавно, правда? Теперь я как ты. Мейсон знал, что ты найдешь меня, поэтому влил мне энергетическую клизму Кисси. Ты чувствуешь то же самое, Сэндмен Слим? Я будто могу разорвать голыми руками весь мир. Давай, покажу.

Я лаю фразу на адском языке, и Паркер наполовину проваливается в ковер. Шерстистая поверхность засасывает его в себя, как зыбучий песок.

Паркер не шокирован и даже не испуган. Он упирается руками в тающий ковер, шепчет несколько слов, и зыбучие пески, развернувшись, выталкивают его обратно на пол. Прежде чем я успеваю отскочить в сторону, он швыряет один из плазменных шаров, которыми стрелял на Родео-драйв. Огненный снаряд бьет меня в грудь. Я врезаюсь спиной в заднюю стену с такой силой, что из нее вылетает несколько гвоздей и образуется впадина. Благодаря бронежилету ребра остаются целы, но я все равно чувствую себя, как динозавр, в которого попал метеорит.

Паркер подходит и внимательно смотрит на меня, лежащего на полу.

– Это лучший Новый год в моей жизни. Конечно, ты испортил наш маленький адский сюрприз на холме, но это не страшно. У Мейсона еще полно идей, и уж поверь мне, тусоваться с Кисси – это круто. Наши друзья обожают вечеринки.

Я прилагаю нечеловеческие усилия, чтобы встать на ноги, но все, что мне удается – только приподняться на локтях, как недоделанному Сфинксу.

Паркер улыбается и качает головой. Я никогда не видел его таким счастливым. Он исчезает в ванной и выходит, держа Аллегру за локоть. Девушка держит руки у лица, словно боится, что он ее ударит.

– Это твоя новая сучка? Элис-два-ноль? Она почти так же мила, как первая Элис.

Он срывает скотч с ее рта. Хватает за волосы и целует в губы. Затем, продолжая держать, поворачивается ко мне.

– Ты – эталон неудачника, Старк. Знаешь, что означает это слово? Оно про того, кто не способен сохранить жизнь своим женщинам. – Он подмигивает Аллегре. – Понимаешь, о чем я, милая?

Паркер наклоняется, чтобы поцеловать ее еще раз, и вдруг Аллегра выдыхает струю воздуха поверх рук. Пламя вырывается из кончиков ее пальцев и бьет прямо в глаза Паркера. Он кричит и падает на пол.

– Спасайся! – кричу я, и Аллегра делает шаг в ванную.

Ослепший Паркер выкрикивает заклинания, от которых во все стороны летят шары, пробивающие дыры в потолке и стенах. Потом он вытаскивает пистолет из-под куртки и бешено палит куда попало. Я опускаю голову и ползу к нему, пока не оказываюсь на расстоянии вытянутой руки. Затем лезу в тень под кроватью и вытаскиваю из нее обрез. Прикладываю стволы ко лбу Паркера и стреляю дуплетом.

Вот была у него голова, и вот – ее уже нет.

Прощай, Паркер. Надеюсь, Касабян в Аду сделает из тебя опущенного.

Аллегра помогает мне встать, затем идет в ванную и развязывает Видока. Он поднимается на ноги, подходит ко мне и обнимает так, как может обнять только двухсотлетний француз.

– Рад тебя видеть, мальчик, – говорит он.

– Спасибо, – добавляет Аллегра.

Какова вероятность того, что менеджер мотеля или какой-нибудь испуганный любитель проституток уже вызвали полицию? Нет причин оставаться и выяснять. Я хватаю обоих и наполовину иду, наполовину падаю в тень у двери, увлекая их за собой.

Мы выходим в длинный коридор у квартиры Видока. Закрытая дверь заклеена черно-желтой полицейской лентой. Аллегра срывает ее и заходит внутрь. Видок помогает мне добраться до дивана, на который я тут же падаю. Затем он опускается на колени и роется в зельях и эликсирах, разбросанных по полу. Берет треснувшую синюю бутылку, возвращается к коридору и рисует жидкостью линию вокруг дверной коробки. Слабое эфирное сияние вновь превращает внешнюю сторону двери в глухую стену.

Аллегра возвращается из кухни с мокрой тряпкой. Я ложусь на спину, и она кладет тряпку мне на лоб. Я проверяю состояние тела, как когда-то проверял его после ночей, проведенных на арене. Оцениваю гибкость, подвижность, чувствительность. Прислушиваюсь к каждой частичке тела – начиная с ног и поднимаясь выше. Ступни и ноги в норме. Колени согнуты (одно немного болит). Кишки и ребра почти как обычно. Руки, шея и череп целы. Кисти и пальцы сгибаются. Кажется, все в порядке. Просто некоторое время не мог продышаться после огненного приветствия Паркера. Я стягиваю с себя куртку, срываю испорченный бронежилет и бросаю все это на пол.

Видок снова на полу – позвякивает бутылками в поисках нужных. Наконец, выбрав две, идет с ними к дивану.

– Не совсем то, что я искал, но сойдет. Отпей из этой.

– Что это?

– Жемчужная Мастика. Из Турции. Почувствуешь себя сильнее и быстрее выздоровеешь.

– Господи, на вкус как вареный труп из канавы.

– А теперь выпей это. Сразу взбодришься, к тому же оно поможет смыть неприятный вкус Мастики.

Он прав. Второй вкус – теплый и землистый, с легкой горечью.

– М-м, неплохо. А что это?

– Вин Мариани. Красное вино с кокаином.

Не знаю, от Вин Мариани или от Мастики, но через несколько минут я снова начинаю чувствовать себя собой. Зыбкая, кривая, кое-как склеенная версия, но это определенно я.

– Никому не рассказывайте, – говорю я, – но вся гнилая движуха, которая случилась с тех пор, как я вернулся, – это полностью моя вина.

– В смысле? – удивляется Аллегра.

– Погодите. Сейчас поймете. Я мог попасть к Мейсону и Кисси давным-давно, но я повел себя как трусливое дерьмо.

– Но как это возможно? – спрашивает Видок. – Ты ничего не знал о Кисси еще два дня назад.