Наконец Кэнди отпускает меня и улыбается. Затем большим пальцем стирает кровь, которую она оставила на моих губах.

– Спасибо, что снял его с меня, – говорит она.

– Обращайся в любое время.

Она помогает мне подняться на ноги. Меня все еще трясет, но я уже могу ходить. Уверен, что «сынок» делал ей очень больно, шаря пальцами в легких. Я отдаю ей «браунинг» и кольт «Нэви», а сам вытаскиваю из пальто наац. Повернув рычажок, я сворачиваю центральный стержень и трансформирую его в хлыст.

Затем указываю на дверь.

– Сезам, откройся.

Кэнди вскидывает оба пистолета и распахивает двойные двери двойным залпом.

Картина, открывшаяся нам, почти комична. У дьяволопоклонников вообще есть воображение? Такое чувство, что это «тематическая» вечеринка на Хеллоуин. Мужчины, одетые в длинные черные рясы с капюшонами, выстроились в круг. У каждого по серебряному кинжалу. В центре круга – накачанная наркотиками юная дева с перевернутой пентаграммой на груди. Выше – алтарь с бесчувственным ангелом, над которым стоит верховный жрец со змеевидным кинжалом в руках. Только наличие ангелов делает сцену несмешной. Всего их тринадцать. На тех, кого держали в Авиле долгое время, больно смотреть. Они грязные и бледные. Тела покрыты синяками и порезами. Те, которые здесь недавно, менее измучены, зато туго связаны яркими, сияющими, как алмазы, шнурами.

Вероятно, эти кретины-сатанисты полностью положились на охрану Кисси снаружи, поэтому им даже в голову не пришло позаботиться об охране внутри. Мы с Кэнди сильно потрепаны, но они об этом не знают. К тому же мы вооружены. К тому же покрыты кровью и грязью с головы до ног, что делает нас похожими на демонов, вылезших из Ада раньше времени.

Один из дьяволопоклонников в мантии замахивается на Кэнди кинжалом, и она тут же выстрелом из кольта «Нэви» пробивает в его груди дыру. Большие часы над алтарем начинают бить полночь, и в бой вступают еще несколько человек. Кэнди углубляется в толпу и кладет всех, кто пытается к ней приблизиться. Я раскручиваю наац над головой, позволяя ему вытянуться во всю длину, и щелкаю им, как кнутом. Рука первосвященника отлетает в одну сторону, змеевидный кинжал – в другую. Он орет и падает на колени. Пока-пока, ворота в Ад!

Остальные участники дружеского шабаша, похоже, не замечают, что уже проиграли. Они роятся вокруг нас. Я будто снова на арене. Поднимая и опуская руку, размахивая наацем во все стороны, я чувствую, как он режет чьи-то кости. Собственный импульс нааца проносит его через все, что встречается у него на пути. Я готов убивать этих ребят хоть всю ночь, но не могу позволить себе окончательно обезуметь. Старлетки со стеклянными глазами стоят вокруг, будто одурманенные овцы. Я толкаю их подальше от поля боя, и они валятся, как кегли с сиськами.

Большинство из оставшихся охотнее бегут из зала, чем сражаются, и меня это вполне устраивает. Колено горит огнем при каждом шаге. Кэнди больше не стреляет. Она вернулась к любимому занятию, дав волю когтям и зубам. Теперь она – бешеная мясорубка в обтягивающих джинсах и кедах.

Я сворачиваю наац и опускаю руки. Последние «непримиримые» набегают на меня с кинжалами. Я даже не сражаюсь с ними. Какой в этом смысл? Они колют и режут, но задевают только шрамы. Каждый ножевой удар причиняет боль, но не настолько, чтобы обращать на это внимание. Никому не удается пролить даже капли моей крови.

Наконец все заканчивается.

Последние сатанисты мертвы или хромают в клуб, где их ждет Золотая Стража с горячим шоколадом и электрошокерами. Трезвеющие малолетки недоуменно пялятся друг на друга, силясь вспомнить, на какую роль они пришли сюда пробоваться и где здесь гардероб.

Аэлита лежит связанная и без сознания в дальнем конце алтаря. Черный нож легко разрезает бриллиантовый шнур у запястий и лодыжек. Я распутываю ее, затем отдаю нож Кэнди и прошу освободить остальных.

Потом поднимаю Аэлиту с залитого кровью пола и несу в гостиную.

Я не уверен на сто процентов, но кажется, два чудовища только что спасли мир. Но мне на это абсолютно плевать.

Паркер должен был быть в зале для жертвоприношений. И с ним Видок и Аллегра. Если они мертвы, то этот мир не должен существовать. Так было бы справедливо. Но я давно уже понял, что «справедливость» не имеет ничего общего с тем, как устроена Вселенная. Если бы все было честно, Люциферу не пришлось бы бунтовать. И Адама с Евой не вышвырнули бы из Рая при помощи шулерской уловки. И сына главного босса не прибивали бы гвоздями на Голгофе. И Кисси были бы просто еще одной стайкой скучающих ангелов. И не случилось бы всего того, что произошло за последние дни.

Уэллс и его люди уже взяли под контроль Авилу. Они заняты тем, что сортируют людей на живых и мертвых, на тварей из внутреннего святилища и придурочных членов «джентльменского клуба». Все оставшиеся в живых сидят на задницах в гостиной, с руками и ногами, связанными пластиковыми стяжками. Там политики, кинопродюсеры, короли фондового рынка и светловолосые наследники циклопических состояний. Если Золотая Стража действительно хочет помочь миру, ей следует сжечь Авилу вместе с ними.

Я не вижу среди живых ни одного мага. Пожалуй, это единственная справедливость, которую мне удалось сегодня навести. Что ж, это лучше, чем ничего.

Должно быть, я выгляжу хуже, чем думал. А может, все таращатся на меня, потому что я несу на руках Аэлиту. Под пристальными взглядами замерших солдат Золотой Стражи я подхожу к Уэллсу и вручаю ему ангела.

– С ней все в порядке, – говорю я. – Нам удалось вовремя остановить ритуал.

– «Нам»?

– Мне и моей подруге Кэнди. Она там, освобождает остальных ангелов. Возможно, ты захочешь послать к ней кого-нибудь из своих людей на помощь. Пусть, кстати, прихватят халаты.

Уэллс кивает, и несколько солдат Стражи уходят туда, откуда я пришел.

Затем он опускается на колени и кладет Аэлиту на пол. Достает из кармана куртки маленькую бутылочку с жидкостью, похожей на святую воду, и капает по нескольку капель на каждый глаз Аэлиты. Веки ангела приоткрываются на долю дюйма. Она начинает дышать. Бригада медиков Золотой Стражи отталкивает нас с Уэллсом и приступает к реанимационным мероприятиям. Они заворачивают Аэлиту в лавсановое одеяло и поят ее разными жидкостями из разных бутылочек, которые выглядят старше, чем мир.

Я снимаю то, что осталось от шелкового пальто. Теперь это бесформенная тряпка с сотней пулевых отверстий, тысячью ножевых порезов и таким количеством крови на ней, что ею можно было бы покрасить машину.

Затем снимаю бронежилет и протягиваю Уэллсу.

– Проверь это. Либо вы случайно создали Кисси-стойкую броню, либо ее можно сделать таковой, обработав «Спиритусом Деи».

– Спасибо.

Я беру куртку, которую кто-то уронил на пол, и вытираю ею лицо.

– Я так и не нашел своих друзей, – говорю я.

– Мне очень жаль. Сегодня мы взяли много плохих людей, но упустили твоего приятеля Паркера.