В Пикардии развлечения устраивались для всего населения: в июле и августе проводились «лебединые праздники» — во всех трех поместьях охотились на молодых лебедей, которых выращивали в местных прудах и каналах: у птиц были подрезаны крылья, и они не могли улететь. Лодочную флотилию возглавляли священники, за ними следовали аристократы, зажиточные горожане и простолюдины, звучала музыка и сверкала иллюминация. Участникам празднеств запрещалось убивать добычу. Охота проводилась ради спорта и продолжалась несколько дней.

Поскольку жизнь была коллективной, то и отношения складывались чрезвычайно тесные; они опирались на этикет, большое значение придавали вежливости и чистым ногтям. Руки тщательно мыли как до, так и после еды, несмотря на то, что ножи и ложки, хотя и являлись редкостью, были уже известны. Возле места хозяина стояла индивидуальная ванночка с водой. При входе в банкетный зал гости заходили в специальную комнату, где одновременно несколько человек могли вымыть руки у маленьких умывальников и вытереться полотенцем. Господин и госпожа часто принимали ванну, горячую воду в спальню приносили в деревянной бадье, в нее и садился купальщик; один известный аристократ мылся в бадье в собственном саду и под заботливой опекой трех дам чувствовал себя на редкость комфортно. Для господ чином пониже устраивалось совместное купание, обычно в комнате рядом с кухней.

В день полагались две трапезы, обед подавали в десять утра, а ужин — на закате. Понятия завтрака не существовало, разве только кусок хлеба и стакан вина, но даже и это считалось роскошью. Желание хорошо одеться подавить не могли, несмотря на новые законы, ограничивавшие расходы; особенно старались запретить туфли с узкими длинными носами. Носы туфель набивали, чтобы они загибались кверху, или привязывали к колену золотыми и серебряными цепочками; новички (poulaines) двигались неуклюже, что вызывало насмешки и обвинения в испорченности нравов. Аристократия осталась приверженной легкомысленной моде, обувь становилась все элегантнее: иногда ее делали из бархата, расшитого жемчугом, или из кожи с золотым тиснением, иногда туфли на ногах были разного цвета. Женские костюмы для охоты обвешивали колокольчиками, колокольчики свисали и с пояса, к которому привязывали также кошелек, ключи, молитвенник, четки, шкатулки, перчатки, футляры с ароматическими шариками, ножницы и наборы для шитья. Всадницы надевали сорочки и панталоны из тонкого полотна; непременной составляющей костюма были меха, чтобы не замерзнуть. Приданое несчастливой Бланки де Бурбон, неосмотрительно выданной замуж за Педро Жестокого, насчитывало 11 794 беличьи шкурки, привезенных, по большей части, из Скандинавии.

Аристократы частенько покидали храм до окончания мессы, едва произнеся «Отче наш». Другие, более религиозные, во время путешествия имели при себе переносные алтари и делали пожертвования духовникам, хотя подаяния эти бывали куда меньше того, что сами высокородные господа тратили на одежду или на охоту. Все люди без исключения, религиозные и не слишком, не расставались с часословом, модной богослужебной книгой XIV века. В ней содержались молитвы, которые следовало произносить в течение дня, имелись покаянные псалмы, библейские притчи и жития святых; книги эти замечательно иллюстрировались. Поля часословов украшали цветочные орнаменты, присутствовали и сценки из народной жизни, отражавшие чувство юмора, фантазию и сатиру средневековья. Посреди вьющихся растений кривлялись бесы и шуты-буффоны; кролики сражались с солдатами; демонстрировали свои трюки дрессированные собаки; в толпе длиннохвостых фантастических созданий едва можно было разглядеть священные тексты; на башни карабкались голозадые монахи, тела драконов венчали головы с тонзурами. Священники с козлиными ногами, обезьяны, менестрели, цветы, птицы, замки, похотливые демоны и фантастические животные вступали в экзотическое соседство с текстом молитв.

Религия часто мешалась с богохульством. Во время мессы, как жаловался некий священник, паства «предавалась иным занятиям, не обращала внимания на службу и не произносила молитв». В момент церковного причащения верующий, вкушая тело и кровь Христа, участвует в искупительной жертве сына Божьего на кресте; этот ритуал — главный обряд христианства и предпосылка к спасению. Затемненный метафизикой пресуществления, обряд этот слабо понимался простым мирянином, который верил лишь в магическую силу, заключенную в освященной облатке. Крестьянин клал ее на капустные листья в огороде, чтобы отогнать насекомых, и засовывал в улей, надеясь на то, что святой кусочек, управляя пчелиным роем, вынудит набожных пчел выстраивать вокруг себя восковую часовню с окошками, арками, колокольней и алтарем.

Даже и в этом случае причастие и приобщение святых тайн, которые по правилам должны были проводиться каждое воскресенье и в каждый религиозный праздник, в среднем совершались раз в год, на Пасху. Когда одного простого рыцаря спросили, почему он не посещает мессу, столь важную для спасения души, он ответил: «Этого я не знал, я-то думал, что попы устраивают мессу ради пожертвований». Согласно подсчетам, истинными верующими в Северной Франции было около 10 процентов населения, 10 процентов в Бога не верили, а остальные посещали храм от случая к случаю.

Перед смертью, однако, люди не колебались: они исповедовались, молились за свою душу и часто лишали семьи наследства, завещая накопления храмам, часовням, монастырям, отшельникам и паломникам.

Согласно преданному биографу Карла, Кристине Пизанской, дочери астролога Томмазо, король был на редкость набожным человеком. Проснувшись, он тотчас осенял себя крестом и первые слова обращал к Богу. Причесанному и одетому королю приносили бревиарий, сборник проповедей, и вместе со священником он часами читал священные тексты, в восемь часов утра во время торжественной мессы распевал в церкви молитвы, а на малой мессе молился в собственной часовне. Потом он давал аудиенцию «всем людям — богатым и бедным, дамам и девицам, вдовам и прочим». В установленные дни Карл председательствовал на заседаниях королевского совета, решая дела государственного значения. Он жил с сознанием того, что достоинство короны подчиняется строгим законам. В полдень после обеда он слушал пение менестрелей и «воспарял духом», а затем два часа принимал послов, принцев и рыцарей, часто в «больших залах собирались такие толпы, что было не повернуться». Он слушал доклады о сражениях и приключениях, новости из других стран, подписывал письма и документы, раздавал поручения и принимал подарки. После часового отдыха Карл проводил время с королевой и детьми — с сыном-наследником, родившимся в 1368 году, с младшим сыном и двумя дочерьми. Летом король гулял в саду, зимой читал, занимался, беседовал с придворными, а после ужина и вечернего развлечения отходил ко сну. Постился он один раз в неделю и постоянно читал Библию.

Любящий отец тем не менее унаследовал страсть Валуа к приобретениям и роскоши. Карл занялся перестройкой Венсеннского замка, намереваясь превратить его в летний дворец; вскоре он построит или приобретет еще три или четыре дворца. Король нанял знаменитого шеф-повара Гийома Тиреля, который подавал Карлу жареных лебедей и фазанов, являвшихся на стол в перьях, с позолоченными клювами и лапами: птицы покоились на свойственных им природных ландшафтах, выполненных из сахарных волокон и раскрашенной выпечки. Карл собирал уникальные предметы: в инкрустированных драгоценными камнями раках хранились священные реликвии — обломок посоха Моисея, частица головы Иоанна Крестителя, различные фрагменты, имевшие отношение к распятию, в том числе шипы тернового венца Спасителя; все это хранилось в королевской часовне. К концу жизни у Карла имелось 47 золотых корон, инкрустированных драгоценными камнями, и 63 полных комплекта церковной утвари, в том числе запрестольные образа, потиры, богослужебные книги, облачения и золотые распятия.