Остаток дня они гуляли по столице республики, решили свою главную задачу: Алёша купил себе простое золотое кольцо без узоров и украшений, а Наде – настоящее произведение ювелирного искусства с сапфиром и мелкими бриллиантами. Она не хотела, чтобы он тратил столько денег, но когда только попыталась заикнуться на эту тему, то получила в ответ целую отповедь в духе: "Ты мое сокровище и заслуживаешь всего самого лучшего!"

Поужинав в кафе около шести, они купили в магазине бутылку белого вина, сыра, конфет, оливок и вернулись в отель. Алёша пообещал Наде, что там они снова попробуют заняться любовью – второй раз за их семейную жизнь. Попробуют – в том смысле, что если ей будет больно, то продолжать он не намерен, и нужно подождать ещё. Но Надя была настроена на эту ночь очень серьезно.

Она привезла с собой красивую шелковую сорочку с кружевами по лифу, заранее тщательно привела в порядок тело, чтобы оно выглядело максимально привлекательно, уже в номере приняла душ – третий раз за день – и надушилась духами.

Чувствовала она себя довольно неловко, выходя из душа в комнату. Алёша в домашних штанах и майке лежал на кровати и задумчиво рассматривал этикетку на бутылке с вином. Повернул голову, посмотрел на жену и замер. Глаза его потемнели от желания, а щеки залила краска. Надя присела рядом с ним на застеленную кровать, приняла из его рук стакан с вином. Сказала дрожащим голосом:

– За любовь?

Они легонько чокнулись, выпили по глотку и стали целоваться. Не отпуская ее губы из плена, Алёша забрал у Нади стакан, отставил его. Прижал ее к себе, стал неистово гладить и ласкать ее тело, не стесняясь прикасаться к запретным прежде местам. Вот его руки проникли под шелковую ткань, прошлись по спине, огладили бедра. У Нади темнело в глазах, она даже не заметила, как оказалась лежащей на кровати, уже без сорочки, под абсолютно голым мужем. От одного ощущения тяжести его тела на себе хотелось стонать от удовольствия. Надя гладила его голову, шею, плечи, спину – неловко и неумело, как ей казалось, но он урчал от возбуждения, и когда это взаимное возбуждение достигло предела, Алёша вдруг отстранился, сел. Надя чуть не заплакала от разочарования, но в следующее мгновение увидела в его руках маленький блестящий квадратный пакетик.

– Что это? – спросила она прерывающимся голосом.

– Это защита.

Надя положила руку на пакетик:

– Не надо...

– Нет, надо. Надя, не спорь со мной. Нам рано заводить ребенка. Нужно быть благоразумными.

– Ты слишком, безобразно благоразумен.

– Благоразумия не бывает слишком много.

– Как выясняется, бывает. Ну хорошо, – она резким движением выхватила пакетик из его рук и бросила его на постель возле подушки. – Если ты так хочешь, будем благоразумны. Но сначала... пожалуйста, сделай это так... совсем немного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Алёша возбужденно выдохнул, на секунду зажмурился, а потом лег на нее, шепча:

– Что ты делаешь со мной, искусительница? Ты сводишь меня с ума...

Надин живот скручивало до боли, ей отчаянно хотелось почувствовать его внутри себя, но Алёша, кажется, решил еще немного ее помучить: стал целовать губы, шею, ключицы, грудь. Надя стонала и выгибалась, шепотом умоляя его не тянуть, но пытка все длилась и длилась, заставляя ее сгорать в огне желания, пока Алёша внезапно не простонал ей на ушко:

– Все, больше не могу... – и легко скользнул в нее, наполнив собой, сорвав стон долгожданного облегчения с ее губ.

– Тебе больно? – обеспокоенно прошептал он, замерев на полудвижении.

– Нет, нет, мне очень хорошо, пожалуйста, не останавливайся! Пожалуйста...

И он задвигался. Тяжело, протяжно, глубоко, явно сдерживаясь и дрожа всем телом.

– Надя, Наденька... Любимая моя...

– Да, Алёша, милый мой, продолжай, мне очень хорошо, я... люблю тебя... Я твоя... навсегда... только твоя...

Надеть защиту ему так и не удалось, но он успел выйти, и все, что Надя с радостью приняла бы в себя, пролилось на ее живот и грудь. Потом они долго лежали молча в объятиях друг друга, не в силах выразить свои чувства по поводу того, что сейчас произошло между ними.

Еще дважды за эту ночь Надя пыталась соблазнить своего мужа, но удалось ей это однажды – и опять без защиты. И опять все было сладко, остро, горячо. Возбуждение скручивалось в тугой комок в Надином животе, требуя выхода, но не находя его. Она получала большое удовольствие от слияния с мужем, но разрядки не происходило, и ей хотелось еще...

А Алёша ей не верил и продолжал беспокоиться, как бы не навредить её непривычному к этому занятию организму.

В воскресенье утром они снова занялись любовью. На этот раз получилось долго – с чувством, с толком, с расстановкой. Никто не мешал им приглашениями к завтраку, и их собственная торопливость улетучилась, благодаря расслабленной атмосфере вдалеке от дома. Они попробовали разные позы, Алёша активно ласкал ее руками, и Надя смутно предчувствовала приближение той самой разрядки, но никак не могла ее поймать. И вот однажды, когда она была сверху и уже устала двигаться, то просто легла на мужа, расслабленно распрямив свои ножки вдоль его ног. Он немного пошевелился, прижав к себе ее за талию – это оказалось безумно приятно. Сама Надя тоже сделала несколько движений тазом, и вдруг все ее тело содрогнулось, запульсировав невероятным наслаждением, а особенно сильно эта пульсация ощущалась ТАМ. И ощущение разгоралось со страшной скоростью, разливаясь по всему телу искристым коктейлем блаженства. Алёша, кажется, почувствовал это, сдавил жену в объятиях еще чуть сильнее и вжался в нее со стоном-рычанием, а потом вдруг выругался:

– Вот черт!

– Что такое? – разнеженно спросила она, все ещё ловя отголоски невероятного удовольствия.

– Я... не смог удержаться...

– И ничего, – прошептала Надя, гладя и целуя его лицо. – Это ничего, Алёша, не беспокойся об этом...

После этого умопомрачительного уик-энда ей в самом деле стало казаться, что они с мужем – одно целое. Она ощущала это физически, будто между ними установилась энергетическая связь. Будто у них теперь все общее: мысли, чувства, желания, стремления, будущее – вся жизнь одна на двоих. Надя испытывала это ощущение на протяжении всей поездки обратно в Усть-Коксу, а дома ее ждал сюрприз. Письмо от отца.