Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В чем?
— Ну, жену надо было устроить в театр. Рокотов обещал купить машину и записать на мое имя. Я бы ею тоже пользовался. Потом он мне обещал подарить шестьдесят тысяч, чтобы я мог купить себе трехкомнатную кооперативную квартиру. Прошу суд учесть, что я не какой-нибудь тунеядец, я писал диссертацию, имею научные работы. Я трудился.
На суде выяснилось, как трудился Лагун. Он работал на строительной площадке, когда сошелся с пожилой женщиной Еленой Ивановной. Она занимала высокий пост: была заместителем директора научно-исследовательского института.
Вот как у нас иные беспринципные, морально разложившиеся руководители выдвигают своих собутыльников, приятелей, щедро раздают должности, оклады. Вскоре Лагун стал уже сотрудником научно-исследовательского института, был назначен главным инженером отдела, получил возможность писать, разумеется, не без посторонней помощи, кандидатскую диссертацию. О том, как «работал» Лагун, показывает Рокотов:
— Очень часто Лагун не ходил в институт. В этих случаях он звонил по телефону Елене Ивановне: «Голубушка, у меня что-то после вчерашнего болит голова. Я лучше посижу дома».
Эта женщина совершила тяжелое должностное преступление. Более того, выступала посредницей в валютных сделках Лагуна. И что же? Недавно она получила повышение. На этом процессе она только свидетельница. Не слишком ли незначительная роль отведена ей в данном судебном разбирательстве?
…Суд идет! Он воздаст должное стервятникам, которые пытались возродить в наше светлое социалистическое время хищнические буржуазные нравы, мерзкий уродливый быт, похороненный в нашей стране много десятилетий тому назад. На голову преступников тяжелыми камнями падает гнев и возмущение общественности[2].
1961 г.
ЧТОБЫ БЫЛО НЕУДОБНО
Недавно из нашего дома выехала какая-то межрайонная контора, а освободившееся помещение отдали булочной. Домовая общественность встретила с интересом надвигающиеся перемены. От конторы нам не было никакого проку, а тут каждое утро будут свежие нарезные батоны, хлеб орловский, московские бублики — и все под рукой.
В дни открытия булочной жильцы проснулись необычайно рано. И вовсе не потому, что каждому хотелось поспеть к торжественному впуску в булочную первого покупателя. Жильцов переполошил зычный бас, с каким обычно в стародавние времена в темном переулке у обывателя отбирали шубу. На этот раз под нашими окнами, к счастью, никого не грабили. Просто к служебному входу подъехал автофургон, и шофер Алпатов, молодец богатырского роста, выражал свое удивление тем обстоятельством, что его не встречают. Молодец бил в дверь своим латунным кулаком и кричал, обнаруживая знакомство с текстом знаменитой сказки Петра Ершова:
Эй вы, сонные тетери!
Отпирайте брату двери!
Сонные тетери словно ждали специального приглашения и тут же выскочили на улицу. Впрочем, оказалось, что это никакие не тетери, а обыкновенные женщины в серых халатах.
В порядке шутки шофер стал подставлять им ножку, не допуская до фургона, отчего женщины принялись визжать и смеяться…
Между тем из окон стали недовольно выглядывать разбуженные жильцы. А пенсионер Запрягаев выбежал на балкон своего пятого этажа, как был, в ночном колпаке и халате и нервно крикнул вниз:
— Товарищи, нельзя ли потише? Шести часов еще нет, а вы безобразничаете!
— Какой граф выискался! — зло огрызнулся шофер Алпатов. — Люди ему хлеб к завтраку обеспечивают, а он еще лается, оскорбляет!
Нет, уж лучше бы пенсионер Запрягаев не делал своих замечаний! Назавтра шофер с булочницами, словно в отместку, устроили у магазина настоящий бедлам.
Пожаловались жильцы в торг. Не помогло. Обратились в милицию. А что может сделать милиция? За то, что рабочие, разгружая хлеб на рассвете, кричат, смеются, в ссылку не отправишь и даже пятнадцати суток не дашь. Попробовали говорить с рабочими по-доброму, по-хорошему, а те в ответ:
— Подумаешь, дворянство! Что же теперь прикажете нам на рты замки повесить? Или вы на своей работе не смеетесь, не разговариваете?
Теперь в нашем доме люди пьют успокаивающие лекарства и вспоминают о том блаженном времени, когда на первом этаже помещалась тихая контора, не причинявшая нам никаких забот.
Однако в нашем доме бывают не только огорчения, но и радости. Так уж устроен этот лучший из миров! К примеру, жилец из четвертого подъезда Геннадий Яковлевич по лотерее мотоцикл с коляской выиграл. Наши сердца наполнились гордостью, когда обладатель счастливого билета привел во двор свое оранжевое трехколесное чудо. До позднего вечера Геннадий Яковлевич, радуясь своей удаче, запускал мотор, который отчаянно тарахтел и кашлял едкими шлейфами дыма.
Первое время тактичные жильцы, понимая возбужденное состояние счастливца, не делали ему никаких замечаний и сносили неудобства. А неудобства были немалые. Теперь жильцы не могли отдыхать не только после шести часов утра, когда их будили «сонные тетери» из булочной, но и до самой полуночи, когда Геннадий Яковлевич заканчивал, наконец, ходовые испытания мотоцикла. Испытания эти шли не всегда успешно. Все подступы к нашему парадному подъезду были залиты отработанным машинным маслом, завалены гайками, какими-то пружинами, которые действовали с таким же коварством, как спирали Бруно. А неделю назад наш мотоциклист пригласил бригаду халтурщиков и тайно за одну ночь прямо на детской площадке возвел уродливую пятиугольную будку. Утром, разбуженный прибытием хлебного фургона, пенсионер Запрягаев выглянул в окно и увидел этот жестяной гараж, возле которого Геннадий Яковлевич распивал магарыч со своей левой бригадой.
— Да как вам не стыдно, молодой человек! — закричал пенсионер. — Здесь же играют дети. И потом как теперь ходить? Ведь неудобно…
— А мне наплевать на ваше «неудобно»! — взбеленился Геннадий Яковлевич. — Вы полагаете, мне удобно возиться с техникой под открытым небом? Надвигается сезон дождей, и мне свои удобства дороже. А вам места хватит, как-нибудь пройдете. Не фон-бароны!..
Люди, которым свои удобства дороже, а на остальных «наплевать», ездят не только на выигранных мотоциклах. Гораздо чаще они пользуются городским транспортом. На остановке «Техникум» в троллейбус маршрута номер семь вошел мужчина средних лет весьма неприятной наружности. Он имел такой вид, будто его за какую-то страшную провинность по старинному обычаю обмазали дегтем, вываляли в перьях, посадили на шест и полдня таскали по всему городу. На самом же деле гражданина на шесте не носили. Вчера вечером он напился до выпадения памяти, ночь провалялся под забором, а теперь следовал по своим опохмельным заботам.
Войдя в троллейбус, неряха перепачкал платья двум женщинам и посадил масляное пятно на пиджак модно одетого человека, следовавшего сниматься на «Мосфильм».
— Как вы смеете заходить в троллейбус в таком виде! — закричали пассажиры. — Выйдите, отряхнитесь!
— Это вы выйдите! — гаркнул грязнуля. — Берите такси, кому неудобно.
Так и доехал он до конечной остановки. Громко посмеивался и кричал шарахавшимся от него людям:
— Подумаешь, наследные