– Намекаешь, что он сейчас выбирает между семьёй, спокойным будущим и своим бизнесом?

– Относительно спокойным будущим, имей это в виду, – поправляет меня Эрик. – Всё равно будут прижимать. У него мозг заточен под свершения. Паша тоже любит риск. Но он немного в другом выражается, не как у меня. Измайлову нравится работать мозгами, он постоянно ищет, куда применить знания. Амбициозный и справедливый. Даже не знаю, что опаснее. Габузова убрали, но на его место придёт другой отчаянный и жадный до денег следак: сверху ведь погоны не меняются, а там скотам всегда мало. Так что выбор по большей части за тобой. Готова ли ты мириться с амбициями Измайлова или нет. 

– Я свой выбор уже сделала. Лишь бы с ребёнком всё было хорошо.

Эрик хмыкает и отворачивается.

– Какое сегодня кино будем смотреть? – переводит он тему.

– Надоели твои боевики и приключения, ясно? С Аней куда интереснее, чем с тобой, – зеваю я. – Можешь один что-нибудь посмотреть, я спать хочу. Мне опять увеличили дозу снотворного, и это происходит исключительно в те дни, когда ты остаёшься здесь. Странно, да?

– Ничего странного. Это распоряжение Асадовых, – смеётся Эрик. – Обосновывают тем, что я слишком болтлив, а ты очень любопытна. Кстати, завтра Звягинцев приедет утром, напишешь заявление. Будем нашего Рэмбо вызволять. 

– Его не отпустят до суда? 

– Посмотрим. Мы пока думаем, вносить за него залог или оставить на пару месяцев в следственном изоляторе. Вдруг опять шашкой пойдёт махать, и тогда уже точно хрен вытащим. Пусть остынет. 

– Уверен, что он вам это потом простит? 

– Мы все в связке, Софья. А Паша сейчас на эмоциях. Может глупости совершать. Знаем, проходили. Так что ты не забивай свою прелестную головку этими мыслями и ни о чём плохом не думай. Мы о тебе позаботимся, а Измайлов выкрутится. В его жизни и похуже вещи случались. 

– Обнадёживающе, – удручённо замечаю я. 

То, что Эрик пытается шутить и улыбается, внушает надежду, что всё действительно будет хорошо, но мне очень неспокойно на сердце. Угроза выкидыша сохраняется. У меня постельный режим и прогнозы так себе. Отслойка обширная. Я хочу верить, что обойдётся, но иногда накрывает паникой.

– Эрик, – окликаю Багдасарова, когда он тащит ноутбук из другого конца палаты. 

– Что, Софья? – Глаза цвета карамели сосредоточиваются на мне. – Если ты опять про Измайлова, то давай прекратим на сегодня. Иначе действительно попрошу медсестру вколоть тебе укол спокойствия. 

– Про него, но последний раз. Обещаю, что больше ничего не спрошу. 

– Сегодня или вообще?

– Сегодня. Если бы в тот день я отправила Степана за бумагами и он бы оказался в здании вместо меня, я бы всё равно узнала об обыске. Неужели Паша полагал, что я спокойно бы улетела после такого? 

– Угу, – кивает Эрик и включает какой-то фильм. 

– Почему? 

– Потому что вечером он бы вернулся с допроса как ни в чём не бывало, ты бы увидела, что с ним всё гуд, и утром улетела с Наташей, Тимуром и Серафимой в Мюнхен. Вить семейное гнёздышко и ждать Пашу, пока он бы разруливал здесь свои проблемы. Вряд ли бы ты вернулась в Россию. Обратный билет покупать у него в планах не было. На ближайшие год или два. 

– А теперь? Есть?

– Ты говорила: один вопрос. 

– Эрик, пожалуйста. 

– Ты же не глупая, Софья. И отдаёшь себе отчёт, что, как оклемаешься, тебя ждёт Мюнхен. В России ты будешь бывать нечасто в ближайший год или два. Измайлов не хотел, чтобы ты знала о масштабах его проблем. Сейчас идёт следствие. Часто это затягивается. Людей вызывают на допросы, за некоторыми устанавливают слежку.  Да, лететь тебе пока никуда нельзя, но и трогать никто не будет. Поэтому я нахожусь здесь почти круглосуточно. Учитывая всё, что произошло в офисе, оставлять это просто так Измайлов не захочет. Сейчас мы тянем время, не вносим за него залог, потому что дело вовсе не в этой космической сумме, а в убеждениях Измайлова. Он слишком радеет за справедливость, а если уж дело коснулось его «Гефестиона»... это грозит новыми проблемами. Для всех. А нам они не нужны. Так что лежи, лови приходы от капельниц и восстанавливайся. К тебе приставлен я, адвокат, за дверью всегда находится Степан. Никаких вызовов в полицию и подобного тебе не грозит. Круг твоих посещений ограничен. У тебя уже есть свой законный представитель, абсолютно не о чем переживать. Собирайся с мыслями и помогай Измайлову хорошим настроем. Думай о вашем наследнике. Мы, между прочим, Паше не говорили, что знаем пол. Сама потом скажешь. 

– А Динар? Он надолго останется?

– Нет. Скоро улетит. Всё, что нужно сделать, он сделал. С тобой будем я, Аня и Степан. Ярослав полетит в Мурманск один. 

– Хорошо.

Я устраиваюсь удобнее, и Эрик ставит ноутбук на кровать.

– «Семь лет в Тибете»? – удивляюсь, увидев название фильма.

– Отличное кино, Софья. Что сморщилась? Кстати, надо будет Паше его показать. Чувак отправился в экспедицию и семь лет не видел сына. 

– Прекращай! – возмущаюсь я, закатывая глаза. – Ты специально загружаешь эти фильмы и потом заставляешь меня анализировать новую информацию?

– Да я в чём виноват? Это режиссёры хорошо снимают. Но Паше покажу. – Эрик достаёт телефон и быстро что-то пишет в заметки. – Он как раз любит эту тематику. Ремонт у него дома зачёт, правда?

– Правда, – бурчу я и не удерживаюсь от ироничной улыбки.

В итоге мы досматриваем кино до конца, но я держусь из последних сил, чтобы не заснуть. Всё же чудодейственные уколы помогают уйти от реальности. Эрик приглушает свет в палате, поправляет мне одеяло и идёт к окну. Кому-то звонит, договариваясь на завтра о встрече. 

– Она так же, как и ты, любит экстрим? – спрашиваю я, не сводя с него глаз 

– Нет, но задатки для этого отличные. Отшибленная на всю голову. Мелкая правда. И это её главный минус. Потому что мне и так проблем хватает, – широко улыбается Багдасаров.

Я закрываю глаза. Сердце рвётся на части от тоски по Паше и желания с ним увидеться. Если бы имела возможность, то сама бы уже внесла залог. Измайлов ведь тоже за меня сейчас переживает и хочет увидеть. 

– Какие же вы всё-таки бессердечные, – шепчу я, проваливаясь сон.

– Ага. Очень, – доносится насмешливый голос Багдасарова. – Спи, – приказывает он и опять включает какое-то кино, делая звук тише.

Кажется, что постельный режим продолжается целую вечность. В стенах больницы я почувствовала первые шевеления сына и чётко осознала, как, оказывается, больно любить человека. Особенно на расстоянии. Такое чувство, что сердце вырвали из груди и бросили в кипящий котел. Почти месяц прошёл с того дня, когда я видела Пашу в последний раз. Разве возможно так долго держать человека в клетке? Звягинцев ходатайствовал об изменении меры пресечения для Измайлова на иную, более мягкую, но ему два раза отказывали. И как, спрашивается, не переживать? Да, мне есть ради кого собирать себя по кусочкам, но это сложнее делать, когда теряешь надежду и не получаешь никаких положительных новостей. Их и в самом деле катастрофически не хватает.