если виноват, то я извинюсь. Но ты и сама понимаешь…

— У нее не мои волосы. Челка пострижена по-другому, и концы секутся, а у меня — нет.

Она сказала это так буднично, что он… испугался.

Она не слушает меня… Я тут пытаюсь извиниться…

— Кристи, я все понимаю. Ты обиделась…

— Я могу взять эту фотографию?

Она опять перебила его. И это отстраненное выражение лица.

Он слез с кресла и пошел к жене:

— Кристи, пойдем домой.

Она непонимающе посмотрела на него:

— Я никуда не пойду с тобой, Питер. Я больше не хочу быть твоей женой.

Он шагнул к ней:

— Это в тебе говорит обида. Я знаю, что был неправ, и прошу у тебя прощения. Если я могу…

— Я не прощаю тебя, Питер. Я хотела. Но не могу.

Он задохнулся:

— Когда любят — дают право на ошибку. И прощают.

Кристина вскинулась, как от удара:

— Что же ты не дал своей жене права на ошибку?! Что же не простил ей того, что она шлюха?

— Я этого не говорил!

— А как назвать женщину, изменяющую мужу?!

Она покачала головой:

— Ты так легко и просто предал меня…

— Мне не было ни легко, ни просто!

Она закивала:

— Тебе было тяжело и сложно, но ты предал меня!

— Я никогда…

— Всегда! Ты предавал меня всегда! Каждую минуту! С первого дня! С первой ночи! Назавтра после свадьбы мы целовались, лежа на ковре, и я хотела тебя, но ты не стал со мной спать, ты ждал ночи и темноты. Ты не хотел, чтобы я видела тебя голым. Чего я не должна была видеть, Питер?! В первый же день во Флоренции ты отчитал меня за то, что я дотронулась до тебя. Я четыре месяца твоя жена и не обняла тебя ни разу — нельзя! Все, что ниже шеи — табу!

Она приблизилась к нему, и он отступил.

Нет.

— И все потому, что ты меня стеснялся. А я не понимала! Ты же не объяснил мне правил: только ночью и только под одеялом. У тебя даже на это смелости не хватило!

Он отступал, пока не уперся в стену. По его лицу тек пот, по ее — слезы. Она говорила, и он понимал, что остановить этот поток не в силах ни он, ни кто-либо еще, ни даже она сама.

— А когда мы летели во Флоренцию, в самолете ты включил настенный светильник и развернул его так, чтобы было видно только мое лицо, потому что хотел «видеть мое удовольствие». Так ты сказал тогда! Но я тебя не видела! Только ты меня! Но я тогда не понимала, что происходит!

Не надо, остановись!

— Я полюбила мужчину, влезшего ко мне на балкон. Я чувствовала себя принцессой, которую спасают от дракона. Принцессу ты спас, только дракона не победил. И он жрет тебя изнутри.

Он уже не пытался ее остановить.

— Все это время я жила и спала с твоим драконом, но не с тобой! Твой страх — твой дракон, Питер. Но нас не будет трое. Ты выбрал его.

— Нет!

— Да! Ты всегда выбирал его! На вторые сутки пребывания во Флоренции ты сбежал от меня на весь день. Ты хотел меня, я это чувствовала, но был день, и ты до ночи сбежал. И весь медовый месяц новобрачная провела с Рози и Роем. С ними я гуляла по улицам и сидела в кафе, с ними ходила по музеям и галереям и считала это нормальным, потому что муж был занят! Он работал! И мне не приходило в голову задаться простым вопросом: «А каким таким неотложным делом занят мой муж? Чем таким занимается, что его не могут отпустить даже в медовый месяц?!» А ты просто прятался!

Питер закрыл глаза.

— Ты ни разу не вышел со мной! Никуда! Я четыре года наблюдала твои выходы с любовницами на премьеры, дни рождения, тусовки, и только с женой ты не вышел ни разу.

— Но ты же не любишь все это!

— Но это не значит, что мне не хотелось стоять там рядом с тобой!

Она говорит в прошедшем времени.

Не вздумай спросить, сейчас она ответит правду. Я не хочу знать.

— Говорят, в браке двое должны смотреть в одну сторону. Моя ошибка была в том, что я смотрела на тебя, а ты…

Она развела руками.

— Я смотрел в зеркало!

— А надо было в мои глаза…

У нее вновь потекли слезы:

— Я думала, ты большой и сильный, а ты маленький и слабый!

Питер открыл было рот, но Кристина остановила его резким движением руки:

— Нет, не смей вызывать во мне чувство вины! Ты прекрасно понял, о чем я! Я сказала то, что сказала. Ты — маленький, и это никак не связано с ростом!

Она выдохнула и вытерла слезы рукавом жакета, надетого на платье.

— Я поеду к маме… Нет, ей нельзя нервничать… Я никого не буду напрягать. Я перееду в отель.

Она пошла к двери.

Нет! Не отпускай ее! Что угодно, но пусть она останется!

— Нет, Кристи, только не отель!

Она повернулась.

— Ты же знаешь, через час там появятся журналисты, и ты не сможешь там находиться. Тебе не дадут ни отдохнуть, ни выспаться…

Она задумалась.

— Прошу тебя — живи дома! Я поживу здесь. Только живи дома… пожалуйста…

Подумав немного, она кивнула и, не прощаясь, вышла.

Лондон, офис Davenport Privacy Protection, 5 апреля, 11:05

Выйдя из кабинета мужа, Кристина направилась в туалет, где сразу же зашла в кабинку. Ноги не держали ее. Она опустила крышку унитаза и села. Роскошные туалетные кабинки на административном этаже были оснащены зеркалами. Увидев себя, она ужаснулась. Из ее глаз вновь потекли слезы.

Не плачь! Не смей больше плакать!

Люди входили и выходили, она слышала их, но больше всего боялась, что они услышат ее. Плакать было нельзя. За несколько месяцев, проработанных ею в DPP, она четко усвоила: все происходящее в этом здании становилось известно начальнику службы безопасности Рою Палмеру, а значит, если тот посчитает нужным, и Питеру Девенпорту.

Надо было успокоиться, привести себя в порядок и идти домой. Но перед этим у нее оставалось здесь еще одно дело. Вытерев насухо глаза, Кристина достала из сумки косметичку.

Лондон, офис Davenport Privacy Protection, 5 апреля, 11:10

Через пару минут после ухода Кристины к Питеру заглянул Патрик:

— Ну как, помирились?

Не обнаружив Питера за столом,