– Потрясающе, Лейла.

Его голос звучал рассеянно, тем не менее Лейла, отпивая понемногу, сообщила ему подробности. Он говорил в ответ адекватные вещи, но не тем тоном, а потом наступила тишина. В доме сделалось так тихо, что Лейле стало слышно, как постукивает крышка на кастрюле для спагетти.

– Что происходит? – спросила она.

Том отозвался не сразу.

– Ты, должно быть, очень устала.

– Не так уж. И питье меня бодрит.

Еще более длительное молчание, нехорошее. Возникло чувство, будто она забрела в чужую жизнь, в чужой дом. Все стало каким-то неузнаваемым. Это сделала Пип: пришла и что-то сотворила. Вдруг отдаленное постукивание крышки стало невыносимым.

– Пойду выключу плиту, – сказала она.

Когда вернулась, Том сидел на диване, одной рукой потирая глаза, в другой держа очки.

– Ты намерен мне рассказать, что происходит? – спросила она.

– Всегда слушайся Лейлу.

– Что ты имеешь в виду?

– Что ты была права. Не надо было приглашать ее сюда.

– Почему?

– Ее присутствие тебя расстраивает.

– Мало ли что меня расстраивает. Если это все – проехали.

Молчание.

– Ты понимаешь… она до жути похожа на Анабел, – сказал Том. – Не как человек, но голосом, движениями. Зевает ровно так же, как Анабел. Чихает – такое же ощущение.

– Не будучи знакомой с Анабел, могу лишь поверить тебе на слово. И ты хочешь с ней переспать?

Он покачал головой.

– Уверен?

К ее смятению, он, показалось, задумался.

– Черт, – выругалась Лейла. – Черт!

– Это не то, что ты думаешь.

Ощущение – будто внезапно, неудержимо подступила рвота. Волна злости, то давнее чувство перед ссорой.

– Лейла, это…

– Ты хоть понимаешь, как мне осточертела такая жизнь? Хоть самое смутное представление имеешь, на хрен? Каково мне жить с человеком, которого все еще преследует та, с кем он расстался двадцать пять лет назад? Чувствовать, что для тебя я – не она, и только?

Он мог бы и не реагировать. Он умел сохранять спокойствие и понемногу разряжать обстановку. Но он, похоже, и правда много выпил, пока ее не было.

– Немножко понимаю, – нетвердым голосом проговорил он. – Да, чуть-чуть. А ты-то понимаешь, каково это – весь вечер, пока ты без всякой надобности посещаешь супруга, сидеть и ждать?

– Помощник из агентства не явился.

– Подумать только. Вот неожиданность! Когда такое бывало?

– К сожалению, именно сегодня так вышло.

– Ничего нового для меня.

– Вот и хорошо, потому что и дальше так будет. С какой стати мне сейчас что-то менять? Зачем я вообще сюда приехала? Осталась бы на ночь с человеком, который никогда меня не обижает. Не обижает и не обидит. С человеком, для которого я на первом месте.

– И правда, почему не осталась?

– Потому что я его не люблю! И ты это знаешь. К Чарльзу это не имеет отношения.

– Кое-какое все-таки имеет, мне кажется.

– Нет, нет и нет! Я помогаю Чарльзу, потому что он во мне нуждается. А ты держишься за Анабел, потому что так ее и не разлюбил.

– Полнейшая нелепость.

– Нелепо это отрицать! Я в первую же секунду это почувствовала, когда увидела вас с Пип в одной комнате. Не может человек быть так одержим другим человеком, если любовь у него прошла.

– И это ты мне говоришь! А сама делаешь мужу рукой.

– Господи!

– Если этим ограничиваешься.

– Господи боже! Так и знала, что нельзя тебе рассказывать!

– Не в том беда, что ты рассказала, а в том, что ты так делаешь. Тебе не кажется, что у тебя двойные стандарты?

– Я потому с тобой поделилась, что это не имеет значения. Ты сам сказал: это все равно что кормить его с ложечки гороховым пюре. Так и сказал, слово в слово.

– А теперь я вот что говорю, Лейла: не тебе попрекать меня тем, что я будто бы одержим. Сама ведь изобретаешь предлоги, чтобы у него побывать.

– Ему нужна забота.

– Он даже не хочет и половины того, что ты для него делаешь.

– Что ж, прости, но ты свой шанс упустил. У тебя был шанс сделать так, чтобы у меня появился более подходящий предмет заботы. И единственная причина, по которой ты…

– А! Начинается.

– Единственная причина, по которой ты…

– Серьезных причин было немало, и ты это знаешь.

– Единственная причина, по которой ты не захотел, – Анабел. Анабел, Анабел, Анабел. Что в ней такого чудесного и замечательного? Расскажи мне, пожалуйста. Я хотела бы понять.

Он тяжело вздохнул.

– Кроме первых двух лет, я почти никогда не был с ней счастлив. А с тобой я счастлив почти всегда. Стоит тебе войти в комнату – и я счастлив.

– Например, сейчас, когда я вошла? Я тебя осчастливила?

– Сейчас мы, кажется, ссоримся.

– Потому что в доме поселилась Анабел – ты сам это сказал. Ее голос, ее движения. Может быть, ты и был счастлив со мной, пока мы были одни, но как только она стала тут жить…

– Я уже признал: пригласить сюда Пип было ошибкой.

– Иными словами: да. Да, я для тебя хороша лишь до тех пор, пока что-нибудь не напомнит тебе о ней.

– Ошибаешься. Ничего подобного.

– Знаешь, как я, пожалуй, сделаю? Оставлю-ка я вас тут вдвоем, разбирайтесь между собой сами. Я поселюсь с мужем, она получит папочку, которого у нее никогда не было, а ты – милую юную реинкарнацию той, от кого так и не смог освободиться. Будешь слушать, как она зевает, и воображать, что с тобой Анабел.

– Лейла.

– Я вообще-то не шучу. Думаю, так и поступлю. Очень даже неплохая мысль: для разнообразия перестать быть любовницей начальника. Наконец-то каждый новый практикант не будет в первую очередь узнавать обо мне именно это. Подруг себе новых заведу, не буду больше чувствовать себя изменницей своему полу. Да и мало ли что еще смогу делать, когда у меня будет на пять свободных вечеров в неделю больше и на одного мужчину меньше.

– Лейла.

– Кстати, чемодан у меня не распакован. Так что сиди, жди Пип – а я еду домой. Домой. – Она допила и встала. – На случай, если ты не заметил: я уже не так к ней привязана.

– Да, заметил. И она заметила.

– Вот и прекрасно.

– Она ушла сегодня, чтобы мы с тобой могли побыть наедине. Оттого-то смешно и досадно, что тебе вдруг так срочно понадобилось навестить мужа. Нет, она не глупа. И не бесчувственна.