Смех смолк. Пейс не мог видеть лиц, только силуэты на фоне неба, но шеи и головы замерли, словно в гневе.

Он смахнул зловонную жижу со лба и щек, потом вытер ладони об оставшееся чистым место на брюках.

– Эй, долбаный карлик! – Он обращался к лицам наверху. – Ну что, волосы мумии не сделали тебя выше, а? А у тебя, дамочка, что-то не растет новая рука!

Пейсу было стыдно все это говорить – он совсем не так относился к тем, кому не повезло в жизни, был не так воспитан, – но его переполняла безрассудная ярость, и какая-то первобытная часть его натуры получала удовольствие от оскорблений, которые он выкрикивал.

Его взгляд остановился на черепе. Может, эта штука влияет на него, портит, толкает на не свойственные для него поступки? Вполне вероятно. Подобно плутонию, который остается радиоактивным не одну тысячу лет, мумия и череп сохранили свою силу. Ни он, ни Эл не имели представления, как их безымянное существо заставило исчезнуть целый народ, но сила этого существа сохранилась даже после смерти!

Может, именно поэтому у него не болят ноги. Он не чувствовал даже остаточной боли после удара бейсбольной битой.

Вниз полетел камень – его бросили, а не уронили. Пролетев в нескольких сантиметрах от лица Пейса, камень разбил большой кусок фарфора.

Они рассердились.

– С трещиной позвоночника! – пропел Пейс.

Следующий камень ударил его в плечо, так что хлынула кровь, но он сделал вид, что ему не больно.

Повинуясь неожиданному порыву, Пейс опустился на колени и молитвенно сложил руки.

– Боже, – нараспев произнес Пейс. – Услышь молитву раба твоего! Заклинаю тебя, обрушь свой гнев на Кристиансена Дивайна и всю его семью, на этих язычников, которые надсмеялись над Твоим даром. Пусть младший ребенок станет шлюхой. Пусть сосет не палец, а члены мужчин, сотен мужчин, пока ты не обречешь ее на самую мучительную смерть…

– Заткнись! – кликнул сверху Дивайн. – Не смей говорить такое! Не смей, сукин сын!

– А что до второй, молю тебя, пусть ее брат карлик оторвет ей другую руку и оттрахает этой рукой ее в зад на глазах отца…

– Заткнись! – взвизгнул Дивайн.

Но Пейс не останавливался. Этот придурок собрался держать его тут, пытать, попытается убить… Отлично – в таком случае Пейс сделает все возможное, чтобы отплатить старому ублюдку. Он почувствовал глубокое удовлетворение, когда Дивайн поспешно увел семью от колодца.

Убедившись, что они ушли, Пейс в изнеможении привалился к холодной каменной стене. Плечо сильно болело, одежда была в липкой жиже. Он не знал, который час – маленький кусочек неба в отверстии колодца не позволял определить положение солнца, – но, судя по ощущениям, было позднее утро. Становилось жарко и влажно – день обещал быть трудным.

Пейс посмотрел на череп. Он искал эту проклятую штуковину где только можно, намереваясь изучить ее, но теперь, когда у него появились время и возможность, всякое желание пропало.

Он боялся черепа.

Да, не слишком профессионально. Но пробыв с ним наедине – сколько, уже часов двенадцать? – Пейс изменил свое мнение. Конечно, он заберет череп с собой. Подальше от этого безумия, в свою лабораторию, где сумеет защитить себя от возможного воздействия, а потом вместе с командой других ученых и инженеров тщательно изучит образец, вплоть до молекулярного уровня.

Череп с ухмылкой смотрел на него. Его глаза выглядели странно живыми – маленькие закругленные части каждой глазницы отражали падавший сверху свет, вызывая неприятное ощущение, что череп наблюдает за ним. Пейс вспомнил свое первое знакомство с черепом в Чако, когда Мелани и Глен привезли его – ауру осознанной враждебности, которая от него исходила.

Исходила.

Подобно Элу, Пейс сначала думал, что череп преподнесет им ответы на все вопросы. Тщательное исследование снабдит их объективной, поддающейся количественному определению информацией. Теперь он в этом сомневался. В их теории всегда присутствовал сверхъестественный аспект, но только теперь Пейс осознал, насколько далека реальность от чистой науки.

Он также понял, что Эл ошибся в одной важной вещи. Эл считал, что причиной исчезновения древних племен было одно существо, которое перемещалось по пустыне от поселения к поселению, словно ангел смерти, объезжающий свои владения. Но выяснилось, что все не так: в колодце лежит череп, наверху мумия, и теперь уже можно не сомневаться, что таких существ было много. Вполне вероятно также, что одно из них, чей череп нашли в Бауэре, погибло от рук своих предполагаемых жертв.

Это давало надежду.

Разумеется, он должен выбраться отсюда, прежде чем сумеет что-то предпринять.

Пейс еще раз ощупал стены колодца, пытаясь найти опоры для рук или ног, чтобы вскарабкаться по отвесным стенам. Но, как и прежде, ничего не обнаружил, только гладкий камень, поднимавшийся вертикально вверх. Он вспомнил о своей вспышке гнева, песенке о трещине позвоночника, грубых словах в адрес уродливых детей Дивайна. Теперь Пейс не сомневался, что его поведение… что на него влиял череп. Что же будет, если он проведет здесь еще шесть часов? А двенадцать? Каким он станет?

От нечего делать Пейс ногой расчистил площадку побольше, собрав осколки статуэток в одну кучу. Фрагментов оказалось довольно много, больших и маленьких, и многие из них были покрыты жижей, которую вылил в колодец Дивайн. Пейс носком туфли сдвинул груду гнилых овощей и осколков к черепу, так что они залепили рот и почти скрыли глазницы. На освободившемся месте можно было вытянуться, и он сел, прислонившись к камню, и стал смотреть на небо. Во рту пересохло, желудок сжимался от голода, и Пейс подумал, что, если в следующий раз старик сбросит на него гнилую, заплесневелую еду, он к тому времени может дойти до такой стадии голода, что съест ее.

Если следующий раз будет!

Боль в плече почти утихла, кровотечение остановилось. Плечо быстро заживало – как и ноги. Пейс раздраженно стукнул пяткой о твердый пол колодца. Он не только злился и скучал от безделья, но и расстраивался из-за того, что не может привезти череп в Чако. Интересно, что там происходит, какие еще ужасы, пока он гниет здесь, под землей.

Время текло медленно. Пейс то сидел, то стоял, прислонившись к стене, но заняться было нечем. В какой-то момент, совсем отчаявшись, он достал кошелек и стал перебирать его содержимое, считая деньги, читая текст на обороте кредитных карт, изучая чужие визитные карточки, в которые до этого ни разу не заглядывал. Время от времени его охватывали самые разные чувства, но он не мог понять, настоящие они или это влияние черепа.

После полудня – вероятно, – когда стало совсем жарко, свет сделался ярче, а плотный воздух еще больше сгустился, его потянуло в сон. Пейс не одобрял дневной сон и сиесту, считая их потерей времени. Довольно скоро все умрут, и поэтому какой смысл проводить значительную часть отпущенного времени в бессознательном состоянии? Но в таких чрезвычайных обстоятельствах, когда делать все равно нечего, было бы разумнее отдохнуть и поберечь силы.