Дочь Ариадна провела 8 лет в ИТЛ и 6 лет в ссылке в Туруханском районе. Реабилитирована только в 1955 году.

После этого, как уже упоминалось выше, арестовывают отца.

Ответа на письмо, написанное Мариной Цветаевой Лаврентию Берии, — никакого. Потом попытка вербовки ее со стороны сотрудника НКВД СССР М. Маклярского. Она не соглашается стать негласным помощником. Предлагают стать переводчицей с немецкого в НКВД. Она противится и этому, не желая иметь связь с организацией, так жестоко поступившей с мужем и дочерью. Это уже социальный приговор, тем более в то время. Безработица угнетает, она в растерянности, согласна даже на любую работу, чтобы заработать живые деньги и купить на них продукты.

Эвакуация с сыном в Елабугу.

И здесь она узнает, что открывается столовая для семей писателей в Чистополе. Она пишет заявление:

«В совет Литфонда.

Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда.

М. Цветаева».

Черным пятном позора лежат эти слова на писателях той поры, не сумевших защитить свою коллегу — великую поэтессу ХХ века! Каждому свой путь заказан. «По делам вашим да будет вам».

У Цветаевой, говорят, был какой-то собачий нюх на Время. Она его рисовала четко и зримо поэтическими образами, как вещун — предсказаниями. Известие о войне она встретила спокойно, потому что знала ее неизбежность. Для нее это была уже третья война. Первые две войны запечатлелись во временном диапазоне от 1914 до 1920 года, где она писала:

«Война, война! — кажденья у киотов и стрекот шпор. Но нету дела мне до царских счетов, народных ссор…» (16.07.14), «Белое солнце и низкие, низкие тучи… Чем прогневили тебя эти серые хаты, — Господи! — И для чего стольким простреливать грудь?…» (03.07.16) и стихотворение «Пожалей», созданное в трагичном декабре 1920 года.

Она понимала, что страна теперь будет жить в войне и войной. Она хорошо помнила слова Маяковского, что «нужно писать не о войне, а войной». Но сил это делать сейчас у ней уже не было.

Война 1941 года, уже начавшаяся победоносно для ненавистных ей германцев еще с начала века, виделась новым апокалипсисом, — теперь для Советской России, обманувшей ожидания и разрушившей ее семейное гнездо.

Она 28 августа 1941 года вернулась в Елабугу. Цель у нее была одна — поскорее перебраться в Чистополь. Но случилась то, что случилось: 31 августа она покончила жизнь самоубийством — повесилась в доме, куда вместе с сыном определилась на постой. Цветаева оставила три предсмертные записки. Это были обращения к сыну Муру, поэту Николаю Асееву и эвакуированным гражданам.

В записке к сыну она писала:

«Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь, — что любила их до последней минуты, и объясни, что попала в тупик».

Записка Асеевым более пространная:

«Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сестры Синяковы! Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь — просто взять его в сыновья — и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 150 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите, как сына, — заслуживает. А меня — простите. Не вынесла. МЦ. Не оставляйте его никогда. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете — увезите с собой. Не бросайте!»

К эвакуированным коллегам она обращается так:

«Дорогие товарищи! Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто сможет, отвезти его в Чистополь к Н. Н. Асееву. Пароходы — страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему с багажом — сложить и довезти. В Чистополе надеюсь на распродажу моих вещей. Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мной он пропадет. Адр.(адрес. — Авт.) Асеева на конверте. Не похороните живой. Хорошенько проверьте».

* * *

Предали мать все. Мур 4 сентября приезжает в Чистополь. Останавливается в семье Асеевых, а уже 10 сентября он оказывается в Чистопольском доме-интернате. Его просто не приняли и выставили за дверь, — он был для них лишним ртом. А потом годы одинокого безденежного мытарства — Елабуга, Москва, Ташкент и снова Москва. В Узбекистане он завершил учебу в средней школе, в Москве поступил на 1-й курс Литературного института.

Из института Мур попадает на фронт — в штрафбат. Определили его туда как сына репрессированного отца. В письме с фронта своей тете Елизавете Эфрон он писал:

«Здесь кругом воры, убийцы. Это все уголовники, только что выпущенные из тюрем и лагерей. Разговоры они ведут только о пайках и о том, кто сколько отсидел. Стоит беспросветный мат. Воруют все. Спекулируют, меняют, отнимают. Ко мне относятся плохо, издеваются над тем, что я интеллигент. Основная работа тяжелая физически: разгрузка дров, чистка снега. У меня опять началось рожистое воспаление на ноге…»

На фронте, как известно со слов ветеранов, мальчики быстро взрослели. Георгию 19 лет. С боями продвигались бойцы на запад по Белоруссии. У деревни Друйка Эфрон был смертельно ранен. После боя в книге учета личного состава полка осталась запись:

«Красноармеец Георгий Эфрон убыл в медсанчасть по ранению 7.7.1944 г.»

Предали земле тело Мура в братской могиле где-то в поле возле деревни Друйка. О судьбе сына Марины Цветаевой больше ничего не известно.

Это что касается событий, которых не могла знать усопшая.

Похоронили Марину Цветаеву 2 сентября 1941 года на Петропавловском кладбище в городе Елабуге. Марина Цветаева ушла из жизни не отпетой. Спустя полвека, в 1990 году, патриарх Алексий Второй дал благословение на ее отпевание, тогда как это делать в отношении самоубийц в РПЦ категорически запрещено. Получается, если сильно нужно, то можно.

Во время встречи автора с главным редактором журнала «Россияне» — известным поэтом Владимиром Фирсовым, любимцем М. А. Шолохова, готовившим подборку моих стихов в одном из номеров ежемесячника, в кабинет вошла старушка. Это была сестра Марины Цветаевой — Анастасия. Ей было в то время под девяносто. Она наведалась не только к поэту, но и щедрой и доброй душе за помощью.

В ходе беседы Владимир Иванович затронул тему Марины и проблемы открытия ей памятных мест. В отношении могилы сестры Анастасия Цветаева призналась, что точное ее расположение не известно, но крест на южной стороне кладбища у каменной стены, где затерялось последнее пристанище Марины, она поставила, а через десять лет соорудила каменное надгробие.

Помнится, Владимир Иванович — редкой доброты человек, передал Анастасии Цветаевой конверт с деньгами. Она заплакала…

Александр Иванович Куприн (1870–1938) — русский писатель, отечественный Джек Лондон — исследователь социального дна, бурная судьба которого почти на два десятилетия была связана с Парижем. В конце жизни по заданию советского руководства с использованием возможностей НКИД и НКВД СССР он был выведен в 1937 году в Советский Союз.