Барбашин послюнявил палец, поднял его вверх и проговорил:

– Ветерок с востока, значит, зайдем в обход версты в две с запада. Подойдем к засеке, аккуратно перейдем ее, оттуда нас ждать не будут. Сразу же шатер можно захватить басурманских начальников и обойти елань. По постам решай сам, воевода.

– Это решим. Значит, на запад?

– Да, поначалу в обрат к малому лесу и уже оттуда к большому, дабы дозорные не заметили.

Бордак подал команду, опричники двинулись назад.

– А ты, Василь, ступай до дому, да не говори никому о делах наших, – предупредил проводника Михайло.

– Как же мне до дому? С запада есть болотистые участки, на углу леса, и до засеки не пройдете.

– Но у меня нет лишнего коня.

– Я на своем. Конечно, не скакун, как у вас, но дойдет и до Москвы.

– Ладно, двинулись.

К рассвету зашли в большой лес, спустя короткое время Барбашин остановил головной десяток Рубача, обратился к Бордаку:

– Все, боярин, засека в саженях тридцати, коней след оставить здесь под охраной, на морды мешки. Дале пехом.

Парфенов распорядился, и команда пошла по дружине.

– Ты, Василий, направь десяток Огнева и Грудина в охват елани, их людям след сразу побить охрану на постах, – сказал Бордак Парфенову.

– Поначалу надо через засеку пройти.

– Пройдешь, если осторожно, там особо никаких хитростей нет, лишь бы не налететь на заостренные колья, да не провалиться в ямы. Их видно, коли присмотреться.

– Ладно, пройдем, а чего мне делать?

– Отправь десятки и ко мне. Пойдем прямиком с десятком Рубача на шатер. След басурман, что там укрылись, живыми взять.

– Добро!

Вскоре перебрались через засеку, десятки обошли елань и закончили окружение, тихо порезав татар на постах. Очень кстати пошел дождь, и из шалашей вышли только трое, их место заняли те, что спали на воздухе. Соорудили навес, развели костер из заранее подготовленных дров и хвороста. Остальные остались в шалашах.

Барбашин провел десяток Рубача к шатру. Кони на елани забеспокоились, но мало ли что могло взволновать их, зверья в лесу много разного.

Странно, в лесу, который поливал дождь, прозвучала трель соловья. Десятки приняли сигнал и тут же навалились на лагерь крымчаков.

Находившиеся в шалашах басурмане и понять ничего не успели, как шалаши завалились, и они оказались перед опричниками дружины. Те рубили их остервенело и молча. И только у шатра сумели выскочить на елань пятеро басурман, с ними вступили в бой ратники Рубача. Численное преимущество и превосходство в мастерстве сыграли свою роль. Крымчаков порубили быстро.

А Бордак с Парфеновым ворвались в шатер.

Там на кошме, положенной на лапы сосен, возлежали двое татар.

Один вскочил, схватился за саблю и тут же рухнул на кошму с разрубленной головой.

Второй сплюнул на постель и сел, поджав под себя ноги.

Княжич забрал оружие, что находилось рядом с лежанкой басурман, а Бордак крикнул по-татарски:

– Встать, собака!

Крымчак поднял голову, посмотрел на него, поднялся, сказал:

– Дозволь одеться.

– Одевайся!

Крымчак натянул на себя штаны, надел сапоги, рубаху, кафтан, подпоясался поясом.

– Боярин! Порубили татар. Всех! Проверили, – донеслось до шатра.

– Слыхал? – кивнул крымчаку Бордак.

– Слыхал. Далее что делать будешь? Коли решил убить, убивай, не тяни время!

– Не торопись. Кто ты?

– А какая теперь разница?

– Отвечать, пес! – врезал рукоятью сабли татарину в ухо Парфенов.

– Я – сотник рати мурзы Бакира из Бахчисарая, это, – указал тот на тело, – десятник Раиль, а вы кто?

– То тебе знать не треба. Где еще один десяток, или вас тут у Мурома более?

– Нет, только три десятка. Третий, Вахида, вчера пошел в обрат.

– Пошто так?

– С Вахидом был помощник мурзы, Азхар, он встречался с русским вельможей.

Бордак и Парфенов переглянулись:

– С каким еще русским вельможей?

– То не ведаю. Знаю лишь, что знатный и не из этих мест, он приплывал сюда на струге. Азхар, видно, узнал, что надо передать мурзе, и пошел к Перекопу.

– А ты чего задержался?

– Бабы тут слишком пригожие и статные, белье на пруд приходят стирать. Хотел в полон взять. Особенно одна там красива.

– Баб просто так взять не получилось бы. Пришлось бы и детишек рубить или брать. Или намеревался все село разорить и спалить?

– То как пошло бы. Теперь об этом чего говорить?

– Да, – проговорил Парфенов, – не видать тебе, сотник, баб русских и молодухи красной да пригожей.

– Я их много имел, печалиться не о чем.

Парфенов схватился за саблю, но Бордак остановил его:

– Погоди, княжич! – и повернулся к сотнику: – Какой дорогой пошел десяток помощника мурзы?

– Прямой, – неожиданно рассмеялся крымчак.

– Прямой, молвишь? – посуровел Бордак. – Тебе тоже предстоит дорога прямая… на небеса.

Он кивнул Парфенову, и тот рубанул сотника. Тот завалился рядом с десятником.

Воеводы вышли из шатра.

Вся дружина собралась на елани, покидали тела татар холмом в стороне. Собрали, хоть могли и не делать этого.

– А почто начальников крымчан живыми брать не стали? – подходя к воеводам, спросил Барбашин:

– Это мелкая рыба, толку никакого.

– Порубили?

– А что, отпускать надо было?

– Не-е, рубить их треба, проклятых!

– Вот и порубили.

– Сейчас на село?

– Задержимся на день отдыха или сразу же тронемся в обратный путь? – взглянул на княжича Михайло.

– Да можно и отдохнуть, заодно и посмотреть село, мало ли чего болтал сотник.

– Добро, останемся до завтрашнего утра.

На селе опричников встречали уже без боязни, с радостью. Крестьяне бросились выставлять столы на главную улицу, ставили на них разные разносолы. Староста вещал о том, как доблестная московская дружина порубила полусотню татар. Когда Коростыль назвал полусотню, Бордак и Парфенов с удивлением взглянули на него – откуда взял Коростыль эту полусотню, когда дружина побила всего два десятка. Но спорить не стали, полусотня так полусотня.

Выкатили бочки с вином. Все выпили, а после веселья каждая семья почла за честь позвать к себе ратников ночевать. Разошлись по избам. Однако охранение выставили, в том слабость проявлять нельзя.