Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мысли были странные, мелкие, чужие.
Снова шок. Последствия высадки, психологическая травма. Забытые воспоминания. Он словно маленький мальчик, забывший, кто он есть, блуждающий в руднике забытых снов в поисках того, единственного, который поможет вспомнить, кто он такой…
Чья-то рука крепко взяла Горчакова за плечо. Он вздрогнул от неожиданности, дернулся, открывая глаза.
Доктор Соколовский испытующе смотрел на него. Одной ногой доктор умело цеплялся за скобу возле ведущего в рубку люка, что выдавало в нем человека немолодого, проходившего первые тренировки в далекую эпоху первых межзвездных полетов.
– Как самочувствие, командир? – спросил он. – Кстати, очень симпатичный мундир. Лучше, чем у Космофлота. Здесь были медали, да?
– Что-то вроде того, – вяло ответил Горчаков. – Я снял. Они чужие. Слушайте, Лев, как неварские женщины рожают с такими узкими бедрами?
– Я не вдавался в детали, но как-то ухитряются, – Лев усмехнулся. – У них вообще все очень непросто. У мужчин настолько крошечные…
– Доктор, избавьте меня от деталей.
– В общем, у них как у земных панд. Все очень сложно. Но рожают при этом двойни…
– Лев!
Доктор ухмыльнулся. Сказал:
– Ну вот, вы немного встряхнулись. Командир, с нас достаточно сбрендившего искина. Вам надо принять лекарство.
– Все лекарства остались на «Твене», – сообщил Горчаков.
– Я был бы плохим доктором, – возмутился Соколовский, – если бы с помощью наших инопланетных друзей не нашел лекарства на месте. Закройте глаза, командир, и откройте рот.
– К чему это?
– Я – доктор, вы обязаны мне подчиняться в случае психологической травмы. Вы ведь перебили экипаж этого корабля?
– Не я один, – ответил Горчаков. – Они утратили разум и стали агрессивны…
– Я понимаю, что вы это делали не из потаенного садизма. Закройте глаза!
Горчаков послушно закрыл глаза и открыл рот. Что там в уставе было о правах корабельного врача? Кажется, да. В случае обоснованных подозрений в неадекватности действий командира…
Рот обожгло. И в то же мгновение доктор Соколовский с неожиданной силой дернул командира на себя, так что жгучий жидкий пузырь успешно скользнул в пищевод.
– Док… доктор! – закричал Валентин, размахивая руками и вращаясь в воздухе. – Доктор, пся крев! Это же водка!
– Изначально – чистый этиловый спирт, водки у них нет, – хладнокровно ответил Соколовский, державший в руках пластиковую емкость. – Есть какие-то сладенькие ликерчики, я ими немного разбавил, для вкуса. Но в основе – хороший спирт. Использовался, вы не поверите, для прочистки контактов! Когда я его попробовал на вкус, у кота шерсть встала дыбом. Отсталая цивилизация!
Горчаков помотал головой. Спирт все-таки был разбавленным и всасывался где-то на уровне пищевода. Мир теперь кружился в разные стороны.
– А сейчас я вас отбуксирую в капитанскую каюту, – продолжал Лев. – Для варпа вы в рубке не нужны, простите. Наше юное дарование вместе с Мегер и Криди обещают доставить нас к Ракс очень быстро, но быстро – это суток двое. Можете спокойно отдыхать. Вы нам нужны бодрым и самоуверенным, но не сейчас.
– Только поляк мог подложить русскому командиру такую свинью, – возмущался Горчаков, вплывая в переход и цепляясь за лестничные скобы. Появилось слабое и фальшивое притяжение.
– Только поляк бы придумал, как уложить вас отдыхать, – с гордостью ответил Лев. – Матиас боится к вам подступиться, вы ходите и на всех зыркаете…
– Я не зыркаю. Я бдю и держу вид строгий и молодцеватый, – запротестовал Валентин, спускаясь и двигаясь вслед за доктором к капитанской каюте. – Это моя обязанность.
– Дорогой Валентин, позвольте не по уставу? – подталкивая его вперед, сказал Соколовский. – Я же человек немолодой, мне простительно. Тем более, я искренне вам признателен.
– За что?
– За то, что позвали за собой на «Твен». Я уж и не думал, что под конец службы поучаствую в подобном безобразии… знаете, сколько я не прыгал с парашютом? Тридцать три года! А теперь мы увидим Ракс. Мир, в котором никто не бывал. Нет, конечно, я бы с удовольствием повозился с правнуками, у меня прекрасная усадьба к северу от Трускавца, вы не представляете, какие там воды, всем полезно и вам тоже…
Он довел Валентина до койки, что было весьма правильно – мир кружился все быстрее.
– Еще, – мрачно попросил Горчаков.
Под бдительным взглядом доктора он еще раз глотнул самодельной водки и прилег на койку. Подушка была странная, похожая на узкий валик с углублением в центре, наверное – из-за отличий в анатомии. От постели приятно пахло цветами. Женщины…
– А теперь отдыхайте, – велел доктор. – Матиаса я тоже отправлю спать, но после входа в варп. Он как-то пободрее, не в обиду вам будет сказано.
– Я просто полежу немного, закрыв глаза, – сообщил Горчаков. – Кстати… вы соврали, Лев: командир не обязан слушаться врача, он должен лишь прислушаться к его мнению…
Закрыл глаза – и провалился в сон.
Крепкий и без сновидений.
* * *
Столовая была большая. Или как она тут называлась, может быть, как на военных кораблях – кают-компания?
Все равно большая.
Два длинных стола, видимо, для рядового состава. Два маленьких – для офицеров?
Ян и Адиан вслед за Анге направились к маленькому, где уже сидел Криди. Стул у него был высокий, вроде барного, кот сидел на нем на четырех лапах, словно намеренно демонстрируя свою нечеловеческую природу.
Анге что-то сказала, и Криди, оскалившись, сел на задницу. Выглядело это комично. Перед Криди на столе лежали десятка два пакетов, контейнеров и закрытых крышками стаканчиков. Он повел лапой, приглашая садиться. Сказал:
– Еда. Ян, Адиан, Криди, Анге. Еда.
Ян осторожно открыл один из контейнеров, поддев непрозрачную серебристую пленку. На него пахнуло горячим тяжелым запахом.
Плоть.
Мертвая плоть, подвергнутая термообработке. Рядом с куском мяса лежали какие-то овощи, вполне симпатичные на вид, если бы не такое соседство.
Ян отодвинул контейнер.
– Плохо? – спросила Анге. Отодвинула контейнер в сторону Криди. Выбрала и протянула Яну другой.
В этом оказалась разваренное горячее зерно. Незнакомое, конечно же, но пахнущее приятно. Густая белая подливка тоже казалась сделанной из растительной массы.
Ян взял из рук Анге ложку (твердый, но очень легкий пластик). Подцепил немного каши, отправил в рот, прожевал.
– Вкусно, – сказал он.
Его не поняли, такие сложные слова они еще не пытались изучать. Тогда Ян набрал еще каши, улыбнулся.