Шейн в этом городе. Его работа в этом городе. Возможно, его девушка в этом городе… И я. Теперь тоже. В этом городе.

И только глухой не слышал о моём концерте.

Хотелось бы мне его увидеть?.. Я не знаю. Честно, не знаю. Я трусиха. Боюсь новостей, что могу узнать о нём. Боюсь ненависти в карих глазах. Как и боюсь того, что он не придёт…

Я не знаю.

Вот оно – самое тяжёлое время за последний год. Настало по возвращении в город, где родилась и была похоронена наша любовь.

Весь день я занималась подготовкой. Привыкала к новой сцене, репетировала со своей группой музыкантов – Сок предоставил аж три разных состава. Солнце по-летнему припекало кожу, слишком явно напоминая о пожаре, что зародил во мне этот город…

В тот день, когда Шейн и я сблизились, в день нашей сумасшедшей любви, в день, когда мы оба горели, как ни странно, всё обошлось без скандалов и проклятий в адрес друг друга. Без слёз и оскорблений, без осуждений и обещаний.

Мы просто разговаривали. Обо всём. О том, что нас связало, и том, почему пришло время встать на правильные дорожки. Довериться сердцу и пойти верным путём – к своей мечте.

И если бы в тот день мы поступили по-другому, уверена, зная наши характеры, ни одной ссоры не проходило бы без упоминаний о том, что каждый из нас отказался от своей мечты ради другого.

Так бы всё и было, поверьте. Музыка – неотъемлемая часть каждого из нас.

Шейн не хотел отпускать, но я ушла. Потому что знала, что так будет лучше для нас обоих. Потому что это был единственно правильный выход для того, чтобы никто из нас не был сломлен.

– У таких историй, как наша, не бывает счастливых финалов, да? – спросил у меня тогда Шейн.

Я не знала, что ответить, просто пожала плечами и поцеловала его в последний раз.

– Миллер! – окликнул он меня напоследок. В карих глазах стояли слёзы, но Шейн выдавил из себя улыбку. – Только сияй, ладно? Прошу… Сияй так, чтобы я смог увидеть тебя из любого уголка земли. Сияй, Тейт. Я знаю, ты сможешь.

И вот спустя год я стою на огромной сцене стадиона Лос-Анджелеса и смотрю на бесчисленное количество пустых мест, которые уже спустя несколько часов начнут заполняться людьми.

Тридцать тысяч. Это нереально. Только не за год. Сюда все мои корейские фанаты съехаться должны, чтобы Сок подтёр моим контрактом свой зад и я была свободна.

Он знал. Чёрта с два он бы согласился на мои условия, если бы не был уверен в провале.

Позвонила Николь – они с Брайаном уже подъехали. Малышку Сару оставили на дедушку-генерала. Ей уже почти девять месяцев, и угадайте, кто стал её крёстной мамой?..

Это был единственный раз, когда я на несколько дней прилетела в США – на крестины очаровательной малютки, которую практически не спускала с рук.

– О, детка! Вот это да! Почему ты не сказала, что перекрасила волосы?! – на радостях визжала Николь, обнимая меня и потягивая за сиреневые локоны. – Этот цвет тебе идёт больше – определённо!

– Это не я решила, – улыбнулась в ответ. – Ты же знаешь.

Николь нахмурилась и слегка толкнула меня в плечо:

– Решили воскресить в памяти фанатов твой старый образ?

– Видимо, так, – дёрнула бровями.

– О, девочка, я так рада тебя видеть! – Николь снова налетела с объятиями. К слову, после родов она ещё не пришла в форму, так что на ногах я устояла с трудом от такого точка.

Провела их с Брайаном за кулисы, выдала пропуска, а сама отдала себя в руки стилистам. Концерт скоро начнётся, а значит, нужно приводить тело в порядок.

Яркий макияж, распущенные волосы, слегка подкрученные на концах, короткий топ, джинсовая жилетка, декорированная множеством маленьких шипов, джинсы в цвет, драные до невозможности, и туфли на огромном каблуке. Вот такой вот мой первый образ. Знаю, что во второй части будет короткое платье.

Менеджер заглянул с криками о том, что уже половина стадиона заполнена.

Вскочила на ноги, глядя на него огромными глазами.

– И они всё прибывают и прибывают! – смеялся он, хлопая ресницами. – Тейт! Мы наберём тридцать тысяч, даю гарантии! За последние несколько дней все билеты вдруг стали расхватывать, как горячие пирожки! Это просто невероятно!

Осела на стул. Как такое может быть?.. Это нереально.

– Готовься! – посмеиваясь, воскликнул менеджер. – Твой выход через час!

Через час стадион заполнился народом. Нет, серьёзно – весь стадион! ВЕСЬ!!! Все тридцать тысяч мест были заняты, ну, или около того!

– Аншлаг! Аншлаг!!! – орала вся моя команда, прыгая на радостях друг другу в объятия.

А я огромными круглыми глазами выглядывала из-за кулис и просто не могла в это поверить. Это невозможно. Только не в Штатах. Откуда все эти люди? Откуда?..

– Тейт! Выход через пять минут.

В то время, когда я исполнила свою третью песню, небо уже обволакивала оранжевая дымка заката и атмосфера становилась просто потрясающей. Огни блуждали по сцене, огни горели в зале – каждому пришедшему на входе выдали браслет со светодиодами.

Это сумасшествие! Мне хотелось плакать, смеяться, кричать, прыгать и спросить у всех этих людей, откуда они взялись?.. Правда, что каждый из них ждал моего выступления в США и пришёл поддержать меня?.. Ведь они… они даже не представляют, что своим появлением на этом стадионе подарили мне свободу!

Я не могла сдерживать слёзы. Хотелось кричать в микрофон, чтобы Сок подавился своим контрактом и деньгами, потому что на этом всё… Всё! Нет обязательствам! Я найду себе другое – нормальное агентство и продолжу работу там. Уверена, после такого фурора, иначе не назовёшь, меня завалят предложениями, так что останется только выбрать наиболее подходящее. Возможно, я даже снова вернусь в США.

О боже… это происходит. Я здесь, и все эти люди тоже здесь. Они аплодируют и подпевают моим песням. Моим. Песням. А значит, это не простые заблудшие прохожие, все они знают меня, поддерживают и поют вместе со мной.

Гибсон на моих плечах и я. Мы сделали это. Мы смогли. Мы доказали, что нет ничего невозможного в этом мире, и простая девушка из Нью-Йорка, не с самым лучшим характером, не без крови и пота, смогла добиться того, чтобы тридцать тысяч человек пришли услышать её музыку.

«Я сделала это! Слышишь, Гибсон, МЫ сделали это!»

Смотрела на небо во время следующей медленной композиции и думала о маме. Видит ли она меня, гордится ли? Конечно, видит. Конечно, гордится, не может не гордиться. Это и её победа. Это и её концерт. Это её девочка поёт на сцене для тридцати тысяч людей.

После двадцатиминутного перерыва, когда я вновь вышла на сцену в коротком чёрном платье, но не менее рокерского образца, и закинула на плечи гитару, перемены в зале невозможно было не заметить. Публика казалась излишне возбуждённой, взбудораженной, словно во время перерыва каждый из них неплохо приложился к бутылке.