Первая мысль – Сок. Что-то сделал.

Повернулась к музыкантам, но те лишь пожали плечами, дав понять, что понятия не имеют, что происходит. И я не имела. Всё кажется слишком странным. Словно у всех этих людей есть другая, гораздо более важная задача, чем просто наслаждаться музыкой и подпевать моим песням.

Мне это не нравилось. Чувство дискомфорта зарождалось внутри. Казалось, вот они – здесь, но будто и нет никого. Не для кого петь. Но я запела, медленную композицию, и публика вдруг затихла. А когда я добралась до припева, все начали подпевать, и тугой узел в груди немного ослабился.

Показалось. Просто показалось. Всё в порядке.

Но потом вдруг что-то пошло совсем не по плану. Мои музыканты внезапно замолчали! Просто затушили свои инструменты, и даже лучи прожекторов больше их не освещали! Остался один-единственный луч, и я в нём. Я одна на сцене, и только звуки моего Гибсона разносятся над всеми.

Что за подстава?..

А потом огни озарили стадион, множество ослепительных прожекторов заскользили по публике, и в небо взлетели тысячи одинаковых плакатов.

Я застыла. Руки застыли. Гибсон замолчал. Музыка смолкла. Стало поразительно тихо. Слишком тихо для присутствия тридцати тысяч человек в одном месте и девушки с гитарой на пустой сцене. Все словно дыхание затаили. Ни звука. Клянусь.

Только тёплый ветер в лицо и одинаковые плакаты с изображением сиреневой звезды по центру, а в ней надпись:

«Не будь занудой, Миллер. Улыбнись».

Но вместо улыбки по щекам потекли слёзы. Знакомый огонь возрождался в самом сердце и теплом разливался по телу.

Я не могла дышать. Не могла говорить. Не могла двигаться.

Могла лишь смотреть на океан из тысяч одинаковых плакатов над головами пришедших на мой концерт людей и беззвучно плакать.

Тёплый ветер принёс с собой запах океана в тот миг, когда все плакаты перевернулись на другую сторону. И там была совсем другая надпись. Совсем другая… Всего четыре слова.

Я рыдала, сотрясаясь всем телом, скользя глазами по большим чёрным надписям на тысячах вознесённых к ночному небу плакатах:

«Я люблю тебя, Тейт».

«Я люблю тебя, Тейт».

«Я люблю тебя, Тейт»…

И заиграла музыка. Лёгкий ритм одинокой гитары. Кто-то играл в темноте за моей спиной. Я не видела его лица, но чувствовала присутствие Шейна всем телом. Каждая клеточка на моей коже оживала и наполнялась теплом.

Звуки его гитары возносились к небу, и впервые за последний невыносимо долгий год я услышала этот низкий, магический голос с лёгкой хрипотцой:

– Эй, Миллер, спой со мной.

Публика засмеялась и поддержала одобрительными криками, а я, как самая последняя нюня на свете, стояла на месте, вглядывалась в темноту сцены и обливалась слезами.

Голос Шейна доносился отовсюду и проникал в самое сердце, проходил сквозь меня, кружился вокруг меня, был со мной и для меня…

Его голос:

Поднесла микрофон к губам и с тихими всхлипываниями запела:

Сделала неуверенный шаг в глубь сцены и продолжила петь:

Шейн подпевал мне, наши голоса вновь сплетались. Звуки, такие идеальные. Такие хрупкие:

Проигрыш, и я наконец увидела его улыбку. Шейн вышел ко мне навстречу, виртуозно перебирая струны. Он смотрел на меня. Внутрь меня. В самую душу.

И мы запели вместе:

Замолчала, позволив Шейну тихо закончить:

– Ты переврал последнюю строчку, – усмехнулась сквозь слёзы, просто не в состоянии, не в силах поверить в то, что он… что Шейн здесь. Передо мной.

– Импровизация – мой конёк.

Улыбается, выглядит точно так же, как и год назад, только кожа загорелая. Такой красивый… Тёмные пряди волос слегка падают на глаза, так и хочется провести по ним рукой. Весь в чёрном – не изменяет себе. И губы… мои любимые губы. Яркие, сочные.

Шейн положил гитару на пол и подошёл ближе. Публика тут же взорвалась аплодисментами и криками поддержки. Так вот оно что… Здесь не только мой фан-клуб – здесь и фан-клуб Шейна и, возможно, даже фан-клуб FB. Это он постарался? Он всех собрал? Он набрал тридцать тысяч человек? Ради меня?.. Ради того, чтобы мой контракт не продлили?..

Два бездонных чёрных океана смотрят на меня, и я просто не в силах описать то, что вижу в его глазах… Как и не могу описать то, что творится внутри меня. Это не подаётся описанию. Это смесь чувств. Самых сильных чувств на свете. Истинных.

Шейн здесь. Передо мной. Не могу в это поверить. Я сплю. И это самый чудесный сон за всю мою жизнь.

Подошёл ближе, мягко улыбаясь, и провёл подушечками пальцев по моим щекам.

– Вытри сопли, Миллер. – Улыбнулся шире, хоть и у самого глаза на мокром месте. – Слышал, у кого-то сегодня запрет на отношения спадает? Не знаешь, у кого?.. И слышал, тридцати тысяч человек будет достаточно, чтобы тебя мне вернули?