Они проговорили весь остаток вечера — до тех пор, пока на горизонте не возникла довольно улыбающаяся Онора, которая явно сочла столь длительную беседу Салли с лейтенантом Кондоном за начало отношений.

Излишне говорить, что дальнейшие беседы с этим юношей были для нее неизменно приятны, поскольку из-за своего увлечения Дэнкуортом — изуродованное ухо и так далее — она готова была во всем видеть признаки влюбленности, даже в проявлениях обычного дружелюбия.

В три часа утра все отправились на крышу. Народ был настроен оставаться там и посмотреть, как над Синаем багровеет первая утренняя заря наступившего года — это должно было произойти примерно в половине шестого. А увидеть восход солнца хотели все. Да и как не хотеть — ведь грядущий год обещал стать годом победы и наступления мира. Салли решила остаться в стороне. И когда компания двинулась наверх, снизу крикнула Оноре:

— Онора! Я ухожу. Спасибо тебе. Все было очень мило.

Еще одна череда тусклых фраз.

Чарли Кондон стоял уже на нижних ступеньках лестницы.

— Так вы идете, Чарли? — осведомилась у молодого человека Онора.

Судя по всему, они были знакомы.

— Минутку, мисс Слэтри, — ответил он, делая извиняющийся жест. Остальные продолжали подниматься. — Хочу сказать, — проговорил он, обращаясь к Салли, — все было очень хорошо. Вот так запросто увидеть вас в столь необычных обстоятельствах. Послушайте, мисс Дьюренс, вы были в Гизе, были ведь? Спорить могу, вы — ветеран Гизы?

— Я была там в этом… нет, простите, уже в прошлом году. Несколько месяцев назад.

— Понимаю, но для меня все здесь в новинку. Вы ведь понимаете, когда видишь все это впервые… Ну, когда даже не верится, что вы видите все это своими глазами.

— Верно. Именно так было и со мной тоже.

— И тут находится еще кое-что, что мне хотелось бы осмотреть. Это вверх по реке. Саккара. Первая пирамида из всех — Джосера. Не могли бы вы оказать мне честь и съездить туда со мной? Это не так уж далеко. От силы пару часов на грузовике. Туда и автобус ходит. Мы могли бы устроить нечто вроде пикника.

Впервые после приезда в Египет ее куда-то приглашали. Не просто куда-то, а туда, куда ей и самой хотелось, причем не с большой компанией. Перспектива совершить экскурсию и при этом не оказаться втянутой в разговоры — после разговоров ночи напролет. Нет, Салли ничего не имела против.

— Если позволите, я все же поднимусь наверх, в сад. Я ведь здесь впервые. И этот год — первый год службы.

* * *

Кондон предложил поехать так, как ездят египтяне, и добраться до Саккары на автобусе. Это было нечто новое — обычно все желающие, насколько знала Салли, ездили на военных грузовиках, легковушках или на санитарных машинах. Саккара лежала на дороге, соединяющей север Египта с югом и начинающейся от Асуана. Салли была уверена, что любая проезжающая военная машина обязательно остановится, чтобы подобрать стоящих на обочине офицера и медсестру.

Добираться на трамвае из Гелиополиса и автобусом от вокзала казалось чистейшей авантюрой. Ездившие на автобусах аборигены — египетские джентльмены в толстых европейских костюмах и фесках, простые крестьяне и мелкие фермеры — взирали на Кондона и Салли с таким изумлением, будто мир перевернулся.

Глядя на мелькающие за окном непривычного вида городские кварталы, Салли поняла, что слишком оптимистичное ощущение, будто мир изменился, возникло от того, что они с Кондоном на несколько часов выбрались за пределы гарнизона. И катят по изрезанной каналами и полями местности. Салли казалось, что этот погожий осенний день мало чем отличается от Австралии — такое же высокое, необозримое синее небо. Встречные военные грузовики награждали их автобус суровыми взглядами цвета хаки.

— Наверное, вам мое предложение может показаться проявлением скупости, — начал Чарли.

Их автобус тащился по шоссе со скоростью не больше двадцати миль в час.

— Понимаю, что всем гидам в Саккаре хочется жить. Но, думаю, все-таки лучше обойтись без них. Потому что большинство из них просто заговаривает вам зубы, а стоит попросить их рассказать о чем-то, что вас на самом деле заинтересовало, так они наврут с три короба.

Разумеется, ему хотелось знать, что по этому поводу думает Салли. Та успокоила его, полностью с ним согласившись. Кондон сказал, что прихватил с собой путеводитель Мюррея — вообще-то большинство предпочитает немецкий «Бедекер». Но он досконально изучил его перед поездкой, все запомнил, так что она вполне может рассчитывать на его эрудицию насчет Саккары.

По пути Салли узнала от Чарли Кондона, что тот посещал в Сиднее художественную школу, что их учили там делать наброски зданий в любом архитектурном стиле и что девиз этого учебного заведения — лучше всю жизнь делать хорошие наброски, чем плохо рисовать пару десятков лет. А свой большой блокнот он не взял с собой лишь потому, что там полно народу, а на людях он рисовать не любит. И наброски ему нравятся вовсе не потому, что блокнот не такой громоздкий, как тренога с палитрой. Именно наброски доказали ему, как в свое время наставлял его один из преподавателей, самое главное — свет, освещение. Потому что краски — слуга освещения. Свет — все для всего, и во всем. Салли, вне всяких сомнений, впервые в жизни слышала подобные рассуждения на тему живописи. И на нее произвели впечатление слова Чарли, а то, что он избрал для этой поездки именно автобус, представилось ей даже частью его замысла.

Едва они сошли в застроенном домиками с плоскими крышами оазисе под названием Саккара, их тут же окружили человек десять местных жителей, наперебой предлагавших и осликов для езды, и самих себя в качестве проводников и гидов. Дети, хватая их за одежду, называли Чарли «эффенди» или «сэр».

— Нет-нет, никаких гидов, — громко объяснял он, всеми правдами и неправдами пытаясь отбиться от них. — Только лошади.

И тут же прошелся вдоль ряда лошадок, дожидающихся туристов. Повернувшись к Салли, сказал:

— Думаю, вот эта парочка подойдет.

И указал на двух пони, по мнению Салли, ничем не отличавшихся от других. Их владелец скорбно покачал головой, будто навеки расставался с собственными детьми, а не выдавал напрокат за деньги лошадей.

— Сколько? — начал торговаться Кондон.

И хотя он оказался в Саккаре впервые, вел себя как завсегдатай этого места.

Салли с Кондоном, взгромоздившись на лошадей, отправились обозревать достопримечательности. Дети толпой увязались за ними, непрерывно крича «бэй», что явно служило комплиментом им, как наездникам. Столь явное восхищение приезжими было следствием жуткой нищеты, и они с Чарльзом Кондоном уже совершили непоправимое, отказавшись от услуг гида. Впрочем, все необходимое для поездки было — Кондон предусмотрительно взял с собой воду, крутые яйца, несколько банок лососины и лаваш из каирской пекарни. Когда Кондон дружелюбно сказал детям «имши», толпа у городской окраины отстала. Лошади, семеня по мелким камешкам, оставили за собой последний искусственно поливаемый зеленый коврик клевера.