Его слова бесследно канули в лесном сумраке, и наступила тишина. Даже ветер исчез и воздух сделался неестественно неподвижным. Но когда Оскан набрал в грудь воздуха, чтобы повторить свой призыв, кроны деревьев закачались и откуда ни возьмись налетел штормовой ветер, будто кто-то открыл гигантскую дверь, впустив в дом ураган. А потом ветер снова стих и из-за деревьев показалось дубовое войско. У лесных солдат была кожа цвета древесной коры, глаза — светло-зеленые, точно едва распустившаяся дубовая листва, а оружие блестело, как молодые желуди.

Среди людей и барсов поднялся ропот, и лошади беспокойно заржали. Фиррина подняла руку, требуя тишины, и спешилась.

— Приветствую вас, солдаты Дубового короля. Передайте вашему господину мои дружеские пожелания и благодарность, а также это послание: королева Фиррина Айсмаркская от чистого сердца передает в дар его величеству долину, что простирается от возвышенности до опушки этого леса. Королева радушно предлагает ему заполнить ее деревьями, зверями и птицами и навсегда расширить пределы своего царства. И передайте, что королева Фиррина делает это в благодарность за то, что его величество помог нам выстоять против врага и защитить наших людей, когда мы уходили на север.

Минуту ничего не происходило, но потом один из дубовых солдат вышел из строя и вскинул копье в торжественном салюте. Его соратники застучали копьями о щиты, и весь лес наполнился оглушительным грохотом. Потом стук умолк, по лесу вновь пронесся ветер, и дубовые солдаты растворились во мраке чащи.

Ветер стих, и в наступившей тишине раздался прекрасный и благородный голос Тараман-тара:

— Мне довелось увидеть чудеса, какие и не снились нашим поэтам. Я стою под сенью растений-великанов, подпирающих небо. Я заключил союз с племенем людей, которое мы считали лишь легендой, и увидел солдат, слепленных из самой земли. Какие наступили времена! Какая дивная судьба мне выпала! И если мне суждено погибнуть на этой войне, я не стану жалеть ни о чем. Мое богатство воистину бесценно, и я буду до последнего вздоха сражаться за моих друзей, возлюбленных детей создателя!

Барс запрокинул голову, и его оглушительный рык ворвался в лес, пронесся среди деревьев и взмыл под облака. Вся армия Тараман-тара подхватила этот рев, распугав ворон и воронов на много миль вокруг.

И вот они вышли из леса и наконец-то увидели Фростмаррис — далеко впереди, на укутанной снежным покрывалом равнине. Белые вервольфы, которые тянули сани Фиррины во время ее путешествия на север, в этом походе вызвались быть разведчиками. Войско пока оставалось в лесу, где его не могли увидеть враги, а северных вервольфов выслали вперед проверить, что город действительно пуст. Это было час назад, и Фиррина уже подумывала отправить следом отряд всадников, когда морозный воздух прорезал далекий и едва слышный вой.

— Что они говорят? — нетерпеливо спросила Фиррина у Оскана.

Он досадливо вскинул руку, чтобы ему не мешали прислушиваться.

Наконец он ответил:

— В столице нет ни единой живой души.

— И что это значит? — выпалила Фиррина.

Оскан пожал плечами.

— Я перевел их слова в точности. Полагаю, это значит, что там нет имперцев.

Тараман-тар, стоявший рядом, принюхался — ветер дул со стороны Фростмарриса.

— Я тоже чую, что город пуст, — подтвердил барс. — Не слышу ни человеческого духа, ни лошадиного, ни собак-друзей и котов-товарищей. Только крысы да мыши и прочие мелкие твари. Фростмаррис ждет возвращения хозяев.

Фиррина кивнула.

— Тогда по коням. Моя столица соскучилась по нам.

Они снова построились в две колонны и выступили на равнину. Всадники настороженно оглядывались, держа наготове копья, их знамена трепетали на ветру. Фиррина и тар двигались к столице величественно и грозно, а за ними, прядая укутанными ушами, трусила Дженни. Она то и дело норовила разразиться ослиным криком, и Оскану приходилось натягивать поводья, чтобы заставить ее замолчать.

Они быстро пересекли равнину и подъехали к воротам. С приближением городских стен напряжение становилось все больше. Заходящее солнце подпалило бронзовым огнем колокол солнцестояния над барбаканом. Фиррина ехала, нетерпеливо подавшись вперед: она едва сдерживалась, чтобы не погнать лошадь галопом. Тут в воротах возникла Гринельда, вожак стаи белых вервольфов, вскинула голову и приветственно завыла. Войско быстро миновало изгибы ведущей к воротам дороги и остановилось перед опускной решеткой.

Ворота стояли настежь открытыми, и сквозь длинный туннель под башней в лица всадникам и барсам дул холодный ветер. Но, как ни странно, этот сквозняк не доносил никаких запахов. Обычно город встречал путников собственным, только ему присущим духом, и притом довольно зловонным: из-за стен тянуло дымом, навозом, лошадьми, коровами и прочей скотиной, свежим хлебом, жареным мясом, пивом и вообще людьми. Сейчас ветер нес лишь дыхание зимы: запахи снега, льда и пустоты.

Оскан взглянул на Фиррину, ожидая длинной восторженной речи о том, как она, королева Айсмарка, вновь и по праву вступает в свою столицу… Но он ошибся. Девочка была очень бледна. Она долго молча смотрела в туннель, потом негромко сказала:

— Ну что же… Вперед.

Они въехали в город в абсолютной тишине, нарушаемой лишь звоном подков по булыжной мостовой. Оскан еще никогда не видел, чтобы городские улицы сияли такой чистотой — на снежном ковре не было ни пятнышка. Лишь иногда попадались следы вервольфов, похожие на человечьи. Судя по этим отпечаткам, разведчики старательно обыскали все улицы и дома, ища признаки врага. Но город был пуст.

Фиррина во главе своего войска проехала по главной улице. Ворота замка тоже стояли нараспашку. Королева спешилась, взяла коня под уздцы и ступила на просторный замковый двор. У дверей она обернулась и отдала несколько коротких приказов. Повинуясь ей, командиры принялись распоряжаться: надо было отвести лошадей в конюшни, проверить казармы и назначить часовых на городские стены и стены цитадели. Фиррина тем временем подошла к дверям главной залы и распахнула их. Следом вошли Оскан и Тараман-тар.

После слепящего зимнего солнца зала показалась чернее ночи. Постепенно глаза привыкли, и из темноты проступило мрачное, похожее на пещеру, помещение. С потолочных балок по-прежнему свисали древние знамена, у дальней стены все так же стоял на помосте дубовый трон.

Стуча каблуками по каменным плитам, Фиррина размашистым шагом пересекла залу, поднялась на помост и, невольно содрогнувшись при мысли о торжественности этой минуты, села на трон.

— Принесите свет и жизнь в этот мрак! — прогремел в пустоте ее голос, и зала мгновенно заполнилась солдатами и слугами, которые принялись зажигать факелы и вставлять их в кольца на стенах.

Несколько дружинников втащили в двери огромное бревно и уложили в центральный очаг. Поклонившись Фиррине, они бросили в очаг факелы, чтобы разжечь жаркое пламя.