кроме процедуры церемонии и делёжки должностей начали наконец обсуждать окончательный разгром Кивамуя. Однако по-прежнему дискуссия шла всё таким же выспренним языком. Понять удавалось только то, что каждый готов предоставить другим честь добить свергнутого типулу-таки, ибо, дескать, есть более достойные, чем он, мужи, у которых не хочется отнимать столь блистательную победу.

Итогом всего этого довольно закономерно стало решение Рамикуитаки, что «наиболее достойные» – это мои «макаки» вместе с остальными бонкийцами. Правда, ласунгский таки также счёл, что не мешает поучаствовать в окончательной виктории также и кое-кому из тех, кто присоединился к нам недавно, – список выделенных нам в помощь, как я понял, был напрямую связан с протекавшим у меня на глазах обсуждением мест в будущем «правительстве народного доверия», но как именно, осталось для меня загадкой.

Надо отдать должное: наш главнокомандующий выделил для погони за Кивамуем и часть ласунгцев: сотню во главе с Тономуем, а также несколько других отрядов. Всего набиралось почти две тысячи воинов – с учётом «макак» вполне достаточно для полного разгрома противника. Но мне совершенно не нравилось, что меня все дружно отправляют прочь из столицы, дабы не мешал серьёзным дядям «делить портфели». Ну да ладно, сейчас главное – добить Кивамуя. А там посмотрим. Тем более я всё равно собираюсь сваливать в более цивилизованные края, где, может, не буду чувствовать себя таким деревенским лаптем среди туземной интеллигенции.

Глава 16,

в которой герой обеспечивает окончательную победу Солнцеликой и Духами Хранимой тэми, проявляет великодушие к побеждённым, но в итоге обнаруживает, что его развели как полного лоха

Наша армия который час стояла в месте, где Малая и Большая Алуме, сливаясь, образовывали Широкую Алуме. На той стороне на берегу Широкой вражеские воины удобно расположились на намытой речным течением полосе песка. Пляж здесь был довольно приличный, так что место хватило для всей кивамуевской рати.

Ситуация была, по словам находящихся под моим началом командиров, патовой. В ближайшие день-два просто не реально собрать количество плавсредств, достаточное для одновременной переправы всех наших восемнадцати сотен: в расположенных поблизости деревнях такого числа лодок не имелось, изготовление плотов займёт время. Перевозить же воинов по частям – значило дать противнику шанс перебить их, пользуясь временным перевесом. С другой стороны, Кивамуй не мог никуда отступить от берега Широкой Алуме, не опасаясь нашей переправы. Переправляться в другом месте же было затруднительно – именно через этот проклятый пляж проходила большая тропа, почти дорога, связывающая Тенук с Мар-Хоном. Правее или левее на многие километры к берегу реки прилегали либо болота, либо перерезанные множеством канав и канавок поля, по проходимости мало отличающиеся от болот. Так что желающих совершать обходные манёвры в нашем войске не нашлось: незачем несколько часов ползать по пояс в воде, чтобы потом, уставшими и измотанными встретиться с подошедшими воинами беглого типулу-таки, которого расставленные по флангам разведчики успеют десять раз предупредить о любом действии противника.

Причём, на кого работало время, было непонятно: с одной стороны, у нас в тылу практически весь Пеу, а у свергнутого типулу-таки – только Хон с Вэем; но с другой – сейчас у него несколько сотен воинов, а если сидеть и ждать у реки непонятно чего, то к нему могут подойти подкрепления.

Вахаку с Тономуем уже успели просветить меня, что в стародавние времена, когда по реке проходила граница между враждующими Текоком и Хоном, за многие десятилетия, если не века, войн не было ни одного случая переправы вот так, в лоб при стоящем на другом берегу войске: в таких случаях противники могли неделями стоять, переругиваясь через реку, пока не расходились по домам. Все эпизоды, когда текокцы умудрялись вторгаться в Хон, как и успешные хонские вторжения в Текок, совершались либо неожиданно, либо в рамках вмешательства во внутренние разборки, когда соседей приглашала на помощь одна группа местных против другой. Кстати, в своё время и Пилапи Старый также окончательно утвердил свою власть над прибрежными областями, придя туда по приглашению части «сильных мужей», недовольных последним независимым таки прибрежной области.

Как ни хотелось, а приходилось признавать в данном случае правоту туземцев: при вступлении в бой с лодок у «макак» не будет времени организовать строй, и, значит, всё наше преимущество летит к чёрту. И ведь Мар-Хон с заморскими кораблями буквально в двух шагах, а попробуй добраться.

От отчаяния я обратился к тузтскому лучнику (через Сектанта, разумеется):

– Ты можешь посылать свои маленькие копья с перьями на тот берег?

– Они будут долетать, почти не причиняя вреда, – перевёл вохеец ответ Тагора. – С такого расстояния, даже если попадёшь, трудно убить или тяжело ранить. Да и попасть очень трудно.

– А с лодки он может пользоваться своим оружием? – поинтересовался я скорее для очистки совести, чем в надежде на положительный ответ.

И неожиданно услышал, что Тагору доводилось стрелять и с палубы корабля, и с лодки. Конечно, шатает и мешает целиться, но если бить с двадцати шагов, то точность будет всё же повыше, чем с максимальной дальности. Тем более на той стороне враги густо стоят – промахнуться сложно.

Дальше пошёл сугубо деловой разговор: мы начали обсуждать, что можно сделать силами одного опытного лучника и двух почти неподготовленных. В общем-то, в плен попало четверо стрелков, но один из них, будучи свободным вохейцем, отказался воевать на нашей стороне, так что пришлось оставить его вместе с ранеными «макаками» в тылу, пообещав при удобном случае передать за выкуп торговцу, на которого он работал. Что пленный сбежит, я особо не опасался, поняв из слов тузтца, что морячок этот не отличается особой храбростью – стоять в ряду других лучников его хватало, а вот на побег вряд ли решится. Ну а если даже и сбежит, то сам и будет виноват в собственных неприятностях, коих может огрести по полной в путешествии к Мар-Хону. Ущерб же от его бегства невелик: выкуп за такого вряд ли дадут крупный, если вообще хозяин не вздумает сэкономить на зарплате попавшего в плен работника.

Лучник же из вохейца, в отличие от Тагора, был так себе, равно как и из двух туземцев, пленённых за компанию с чужеземцами. Причём один из местных кадров, которому при задержании досталось особенно сильно, до сих пор ещё не оправился от побоев – в себя-то он пришёл, но по-прежнему больше лежал пластом. Так что кроме тузтца и второго пленного текокца рассчитывать можно было ещё разве что на Раноре, как самого перспективного из моих бойцов.

Для начала решили