— Спасибо тебе, Ден. Слушай, а ты на машине?

— А что? — Денис остановился.

— Как что?! Мне к сыну надо, раз я теперь не опальная.

— Ну да, Новый год — семейный праздник…

Кирш ошарашенно смотрела на приятеля:

— Сегодня Новый год?.. Денег не одолжишь?

Денис кивнул, открывая машину.

— В «Детский мир» поедем: мне тоже надо Кире куклу купить.

Кирш села на заднее сиденье и,как только они трону­лись, легла, поджав ноги так, что колени уперлись в спин­ку переднего кресла. Рассказа Дена о ходе расследования и о том, сколько статей теперь повесят на Галину, Кирш уже не слышала; после бессонной ночи она провалилась в иное измерение, едва успев сомкнуть веки.

Безвозвратно человек уходит в бездонную глубину лишь с камнем на шее: на самой глубине боли, когда ка­жется, что уже не хватит ни сил, ни желания подняться, он должен знать, что сил всегда достанет, что терпеливого поднимет к воздуху невидимая любящая рука. «Так плохо бывает только перед взлетом!»— не раз утешала Кирш опустошенную очередным неудачным романом Ли Лит или Рэй, вновь разуверившуюся в смысле своего существо­вания. Сама она всегда боялась, что та глубина, где ей уже невыносимо, еще не самая страшная из уготованных ей глубин…

Когда Кирш очнулась оттого, что машина останови­лась, она несколько секунд боялась открывать глаза: нуж­но было попять, в каком мире она находится. И, просыпа­ясь окончательно, Кирш вспоминала: теперь ее не счита­ют убийцей Лизы, теперь она отомстила за нее, как могла, теперь она может не прятаться, ездить к сыну и встретить с ним Новый год, — все изменилось к лучшему. Но что-то все же было не так… Что? Не приехала Алиса и вряд ли объявится в оставшиеся до волшебного боя курантов пят­надцать часов…

Максимка бросился Кирш на шею, даже не взглянув на пестрые мешки с подарками — такие же большие карие глаза, как у нее, но на маленьком еще лице восторженно хлопали в ответ на ее улыбку.

— Меня бабушка в школу на будущий год запишет, в местную!

— Нет, Максим, в школу ты пойдешь в Москве, — спо­койно ответила Кирш, поставив сына на пол и присев на корточки.

— Я в Москву жить не поеду, мои легкие не выдержат вновь того воздуха!.. Нам с Максимкой и здесь хорошо! — обиженно констатировала мама Кирш, присев на стул в коридоре.

— А мы няню наймем. — Кирш прижимала к себе сына, а он уже хлопал в ладоши:

— Мы тетю Мальвину в няни наймем!

— Кого?! — Кирш старалась быть суровой, но с тру­дом сдерживала смех.

— Она сама ему так разрешила ее звать, я против была, буркнула мать, не поворачиваясь, входя обратно в комнату.

Они наряжали елку и бегали друг за другом в масках, а когда по дому разлился теплый запах сдобного теста и ба­бушка прилегла отдохнуть, Кирш и Максимка на цыпоч­ках пробрались на кухню, где, накрытые полотенцем, на горячем противне прятались румяные пирожки. Кирш прислонилась к косяку и потерла нос: счастье — смеющееся лицо твоего ребенка, жующего самый вкусный на свете пирожок…

Она тоже заглянула под полотенце и, откусив пиро­жок, присела рядом с сыном на корточки. Разговаривать с набитым ртом было неудобно, и они просто улыбались друг другу.

— Наелся?

Сын кивнул такой же короткой темной челкой, как у Кирш.

— Тогда пошли, пока бабушка нас не разоблачила.

Максимка бегом устремился к незаслуженно забытым, хотя уже давно развернутым подаркам, и спустя несколь­ко минут они вместе запускали по железной дороге, про­ложенной вокруг ритуального дерева, веселый голубой вагончик.

— К нам на нем приедет Дед Мороз, да? — Максимка отбежал, чтобы снова утащить с кухни пирожок.

Кирш улыбнулась ему вслед и вздохнула.

— Надеюсь, что Снегурочка. Хотя…

Максимка вбежал, держа в одной руке пирожок, а в другой — мамин телефон;

— Ты его на столе забыла, он там жужжал! Пропущенный вызов…

Набирая Алисин номер, Кирш боялась, что на том конце провода может быть слышен стук ее сердца…

Они говорили не дольше минуты, как будто уже давно условились, что Алиса приезжает сегодня вечером, просто нужно было напомнить друг другу о старой договореннос­ти. Кирш предупредила, что собирается встречать Новый год с сыном, с которым сейчас пускает паровозик, и при­гласила присоединиться, после секундной паузы Алиса кив­нула, будто собеседница могла это увидеть, и попросила, чтобы Кирш не встречала ее и объяснила сообщением, как доехать до этого «помнится, очень далекого места»…

…В заснеженной темени у дороги Алиса увидела на обо­чине две фигуры; высокую и маленькую… Она вышла из машины, закинув на плечо большую сумку, и, мельком улыбнувшись Кирш, присела к Максимке.

— Привет! Я думала, ты уже спишь — ночь на дворе…

Максим выпятил нижнюю губу и промолчал.

— Он себя малышом уже не считает, да, Максим? Нам в школу скоро!

Алиса извинилась и, с трудом совладав с молниями на сумке, достала Максимке блестящий сверток:

— Это тебе!

Он взял его и повертел в руках, проговаривая на од­ной ноте себе под нос:

— Спасибо-а-спать-в-Новый-год-даже-дети-рано-не-ложатся…

Кирш усмехнулась:

— Алис, ты что, подарки же в полночь!

Но Максимка уже стянул зубами варежки и развора­чивал сверток.

— Это от Деда Мороза — в полночь, а от меня сей­час, — Алиса наконец встала с корточек и глубже натяну­ла свою бежевую ушанку с замшевым верхом.

— Я же тебе говорила, что она Снегурочка, — сказала Кирш, и они все втроем пошли домой, — Там еще дома кроме нас моя мама и Мальвина.

Алиса понимающе кивнула, будто присутствие сказоч­ных персонажей в новогоднюю ночь не может вызывать вопросов… Она еще не бывала так далеко — дальше, чем в космосе; она оторвала себя от прежней жизни, сказав всем на прощание странные слова.

Она вспоминала чужую боль. Бабушка закрылась в комнате и не спала всю ночь: Алиса обещала, что будет писать и, когда устроится на работу, пришлет деньги… Андрей, узнав, что свадьбы не будет, пожал плечами и за­курил. «Ты же бросил курить?!» — сказала Алиса, он про­молчал… Капа первый раз за их недолгое знакомство не улыбнулся и, пропустив разговор о Центре, грустно спро­сил: «А как же Андрюха, как вы?..» А ей, в ответ им всем, хотелось плакать. Ах, если бы можно было остановиться, быть сильнее этого магнита… «Учитесь властвовать со­бой…» Когда бабушка со всей строгостью, на которую была способна, напомнила Алисе эту фразу, внучка отве­тила, что тогда и жить незачем… А жить, если так боль­но, — возможно? И почему больно?..

По дороге Кирш несколько раз спотыкалась о свои ши­рокие джинсы: она, не отрываясь, искоса смотрела на Али­су — та шла неуверенным шагом, то семеня круглоносыми коричневыми ботинками, то выбрасывая их далеко вперед, почти как Кирш.