* * *

"Валдис" проявил себя как довольно компетентный и умелый шпион, но вот в архитектуре он, как выяснилось, разбирался очень слабо. Дом Ивара Круминьша ничуть не напоминал замок, тем более средневековый, а едва уловимый готический акцент ему придавали разве что темно-красный кирпич, островерхая черепичная кровля с высоким и нешироким фронтоном да узкие, с частым переплетом, стрельчатые окна. Дом действительно был большой, но походил скорее уж на протестантскую церковь, да и то не очень. Один его торец был до самого верха густо увит диким виноградом: стены не было видно совсем, а для окон в сплошном зеленом покрывале хозяину пришлось прорезать аккуратные прямоугольные отверстия. Строение было просторное, возведенное со вкусом и размахом, свидетельствовавшими о приличном состоянии владельца, но по сравнению с варварской роскошью особняков на Рублевке смотрелось бледновато.

Дом стоял в глубине широкого, просторного двора, расчерченного дорожками в обрамлении живых изгородей, которые, по мнению Глеба, уже начали нуждаться в стрижке. Газон был идеально ровный и свежо зеленел; перед закрытыми воротами гаража на прогретом солнцем бетоне подъездной дорожки стоял темный "мерседес", сверкая отполированным лаком бортов. Участок был отделен от улицы невысокой кованой оградой, представлявшей собой довольно незатейливую композицию из мечей и копий. Копья смотрели вертикально вверх, а мечи, наоборот, вниз, и их крестовины соединялись концами с декоративными завитками под наконечниками копий. Через равные промежутки в этот железный частокол были вкраплены щиты, на которых Сиверов узнал эмблему ордена тамплиеров – два всадника на одном коне. Глядя на эту ограду, он немедленно вспомнил вычитанное в какой-то книге описание похожего забора, на самом деле представлявшего собой замаскированный арсенал: когда пришло время, люди расхватали его части, которые мигом превратились в их руках в мечи и копья. Или это было в фильме?..

Приглядевшись внимательнее, он усмехнулся: мечи были сделаны из полос обычного листового железа, копья – из стальных прутьев, и все это было намертво скреплено друг с другом заклепками и сварными швами. Словом, перед Сиверовым была просто ограда, правда очень красивая и наверняка дорогая. "Оптовые поставки морепродуктов, – вспомнил Глеб. – По словам "Валдиса", несколько лет назад дела у Круминьша шли плохо, но потом он как-то выправил ситуацию. Надо полагать, не без помощи денег, украденных у Каманина".

Слепой взял лежавшую на соседнем сиденье коробку, развязал ленту и не без труда развернул скрепленную полосками прозрачного скотча цветастую бумагу. Внутри оказалась подарочная коробка из-под зефира в целлофановой упаковке, которая выглядела точь-в-точь как заводская. "Чтоб тебя", – пробормотал Сиверов, представив, каково ему пришлось бы, если бы пистолет понадобился срочно. Ободрав целлофан и разорвав бумажные ленточки, которыми крышка коробки была прикреплена к донышку, наконец-то добрался до содержимого.

В уютном гнездышке из самой обыкновенной ваты лежал револьвер – здоровенный, как в кино про ковбоев, "смит-вессон" модели 29, самый мощный из существующих в мире револьверов. Глеб знал, что дульная энергия этого почти полуторакилограммового чудища на тридцать процентов превосходит данный показатель у ближайших соперников; в переводе на простой язык это означало, что этот чудовищный револьвер способен прострелить навылет толстую дубовую доску, а заодно сломать стрелку кисть силой отдачи. Сорок четвертый калибр, патроны "магнум"... шесть штук в барабане и еще шесть – тут же в коробке, россыпью.

– Болван, – добавил Глеб к уже сказанному, имея в виду "Валдиса".

У него возникло подозрение, что этот обтерханный деятель украл револьвер там же, где и машину, уж очень дорогая и непрактичная была пушка. А может, он всерьез считал, что Круминьш, раз уж до сих пор играет в рыцарей, не снимает латы, даже когда ложится спать? Тогда, конечно, дополнительная убойная сила не помешает... Ах, чтоб тебя, идиота!.. И этот длиннющий ствол... Куда, спрашивается, Глеб должен его засунуть?

Открыв бардачок, Сиверов раздраженно швырнул туда револьвер. Коробка, оберточная бумага, лента и даже рваная целлофановая обертка отправились следом. "Кр-р-ретин!" – проворчал Глеб, подумав при этом, что "Валдис" не зря просил его не открывать коробку при нем – понимал, наверное, что московского гостя такой подарочек вряд ли обрадует.

Идти в дом с этой штуковиной было решительно нельзя. Если случится невозможное и Круминьш окажется ни в чем не виноват, он сразу же вызовет полицию. Черт, да он просто не откроет дверь, издалека углядев под одеждой визитера эту противотанковую пушку! Дверь придется высаживать, а высадив, сразу стрелять, поскольку Круминьш уже доказал, что мужчина он серьезный и без боя не сдастся. Выстрел из этой мортиры поднимет на ноги весь поселок, полиция прибудет через минуту-другую, и времени на поиски энклапиона у Глеба, таким образом, не останется. Даже если Круминьш настолько глуп, что хранит его на виду...

"Как сумеем, так и сыграем", – подумал Сиверов, открывая дверцу и выбираясь из машины. Со стороны моря по-прежнему тянуло ровным прохладным ветром, на задних дворах аккуратных коттеджей негромко шумели, покачивая темно-зелеными кронами, искривленные штормами сосны. Глеб в последний раз огорченно вздохнул, а потом пожал плечами: что делать, случается и такое. Одно было хорошо: инцидент с револьвером так его разозлил, что он окончательно проснулся и чувствовал себя готовым голыми руками свалить хоть африканского буйвола.

Слепой остановился перед украшенной геральдическим щитом с орденской эмблемой калиткой и нажал на кнопку укрепленного на каменном столбике электрического звонка. Звонок был оборудован переговорным устройством; положив ладонь на круглое навершие одного из служивших прутьями калитки мечей, Глеб стал ждать ответа. Вместо ответа он услышал щелчок открывшегося замка и почувствовал, как калитка под его рукой подалась внутрь.

Сиверов двинулся по вымощенной каменными плитами дорожке меж двух рядов живой изгороди. За волнистым, цвета темного янтаря, стеклом входной двери мелькнуло какое-то светлое пятно; из этого следовало, что Круминьш уже добрался домой с железнодорожного вокзала. Впрочем, это мог быть кто-то из прислуги, оставленный присматривать за домом в отсутствие хозяина.

Дверь открылась. Перед ним стоял Круминьш собственной персоной – такой же, как на переданных "Валдисом" фотографиях, разве что одетый по-домашнему, в просторную светлую блузу без ворота и потертые старые джинсы. Вблизи он выглядел немного старше, чем на фотографиях, и, припомнив показания псковских свидетелей, соседей покойного Мигули, Глеб подумал, что перепутать его с тридцатипятилетним можно было только в темноте и с очень пьяных глаз. Ну, так ведь свидетели и сами этого не скрывали...

Круминьш был высок и явно очень силен, но не грузен, хотя сильные, обладающие большой мышечной массой люди в его возрасте обычно теряют юношескую стройность. Волосы у него были светлые, на висках и надо лбом густо перевитые серебряными нитями, серо-зеленые глаза смотрели из-под густых бровей без особой теплоты, но и без ожидаемой Глебом настороженности. Этот тип либо обладал железными нервами, либо настолько обнаглел, что мысль о возможном преследовании даже не приходила ему в голову.